Между тем Алиса продолжала рассказывать:
— А два дня назад мы с Викой поехали в итальянский ресторан на Пушкинской. Ты знаешь, мам, мне эта еда не понравилась. Макароны какие-то недоваренные, жесткие, с морепродуктами. Как можно макароны есть с рыбой? И вкус более чем странный.
— Алис, к итальянским блюдам нужно привыкнуть. Зато, когда распробуешь по-настоящему, то отрываться не хочется. А ели вы, наверное, не макароны, а так называемую пасту, которая сварена «альденте», что означает «слегка недоварено». Когда мы с Игорем впервые в Римини ездили, я целую неделю привыкала к новым вкусам, а вначале никак не могла свыкнуться, что они готовят на оливковом масле. Что же вы пиццу не заказали?
— Не знаю. Мы там были с Викиными знакомыми итальянцами. Я вообще себя чувствовала, как дебилка, потому что ни итальянского, ни английского языка, на котором они общались, не знаю. Когда они между собой о чем-то лопотали и не всегда переводили, я думала, что они обсуждают меня. Посматривали в мою сторону и посмеивались.
— А о чем беседовали?
— Так, ни о чем. Они спрашивали, где можно в Москве хорошо отдохнуть, оттянуться, я им рассказала о некоторых точках. Только продолжить знакомство со мной они не захотели, и в клуб с собой не пригласили.
— А у тебя откуда такие познания, ты ведь в основном здесь, в Подмосковье, тусуешься? Или я ошибаюсь?
— Когда я работала на Тверской улице в офисе, то с девчонками вечером по клубешникам шарились, — привычно солгала Алиса, чтобы не вдаваться в подробности своих похождений.
…Теперь-то, после чтения дневника, стало ясно, как много она мне недоговаривала. Но, если честно: хорошо, что я всего не знала, потому что переварить этот вал сплошного негатива невозможно. Я и сейчас читаю, как о чужом человеке, а не о собственной дочери, иначе — слишком тяжело.
…Пока мы разговаривали с Алисой, я навела относительный порядок на кухне. Насколько можно навести порядок в годами не убираемом помещении. А потом ушла к подруге на день рождения.
Вечером, уже дома, в Москве, меня не оставляли мысли о Вике, и о том, что она набирает русских дурех в арабские бордели, посулив быстрое обогащение. А если моя Алиска соблазнится на легкий заработок? А если ее обманным путем вывезут в такой бордель? Ведь это можно сделать под наркотой. Я боялась за нее, хотя, казалось бы, чего уж бояться? Но такой страшной участи в рабстве — видит Бог! — я для своей дочери не хотела!
Заметка на полях дневника другой ручкой:
«Спустя несколько лет я увидела в телевизионной программе «Чрезвычайные происшествия», как арестовывают сутенершу, переправлявшую молодых телок за границу. Это была совместная операция полиции Арабских Эмиратов и наших фээсбэшников, накрывших подпольную работорговую сеть. Сутенерша внешне очень походила на Вику, на ту самую холеную Викулю, которую занесло в 2004 году в родные пенаты. И хотя в телепрограмме так и не озвучили имя арестованной, я уверена, что личная арабская сказка для моей бывшей подружки на этом этапе закончилась. Маятник-то был запущен давно. Викина маман научила дочурку быть преступницей с молодых ногтей, кидать всех, никого не любить. Ее путь должен был плохо закончиться, рано или поздно».
Без даты
(Из дневника Алисы)
…Человеку приходится отвечать за все плохое, что им совершено в жизни. Если ты когда-нибудь кого-то использовал в личных целях, то непременно воспользуются и тобой.
«Даже друзья меня, и те кидают, а на что они еще нужны?» — чеканилось речитативом в какой-то клубешной песенке, теребившей меня сквозь тягучий сон. К этому времени от посещения ночных клубов и чрезмерного потребления всевозможных наркотиков вперемешку с фенозепамом я окончательно потеряла разум.
Но я потеряла не только разум и соответственно — голову, а также потеряла печень, легкие, желудок, сердце, почки… И где-то, кажется, был позвоночник… Вечно бледный вид и ничего не выражающий взгляд в утреннем мутном зеркале меня совсем не волновали. Я продолжала курить гашиш, но он уже не цеплял. Я нюхала «фен», чтобы уйти от реальности, но от него становилось только хуже. Никакого кайфа или легкой эйфории это уже не доставляло. В клубе, чтобы нормально оторваться, нужно было не одно «колесо», а пять. Притупились все хорошие чувства и стремления. Осталось единственное желание:
ВЗОРВАТЬ ЭТОТ ДОЛБАНЫЙ МИР К ЧЕРТУ!
Без таблеточек и порошочков уже невозможно радоваться жизни. Больная ненависть впитывается в каждую клеточку организма. Не радуют ни праздники, ни шутки, ни солнце.
«Колесо»! Вот настоящий праздник! Но когда оно перестает действовать и красочная ночь переходит в безрадостный день, зависает зловещая пустота, от которой не хочется ни плакать, ни смеяться, ни жить, ни умереть.
НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТСЯ! Вот самое страшное, что может произойти с вами. Остается только лежать и смотреть в белый потолок. В такие моменты было бы лучше, если бы вас кто-то убил. Неважно кто и как: застрелил, задушил или просто выбросил в окно. Впрочем, некоторые персонажи и сами порой прогуливались с верхних этажей вниз.
В один из таких черных дней, черных осознаний действительности, я приплелась домой из клуба. И, несмотря на то, что оставалась под амфетамином, призадумалась: «Что делать дальше? Как жить? Или не жить вовсе?»
Заглянула в записную книжку мобильного телефона: может, кто-нибудь отведет меня от мрачных мыслей о суициде. Но подруга Элька не отвечала. Каренчик? Он никогда не был близким другом, а появлялся только тогда, когда ему самому удобно, или что-то от меня нужно. Ярик? Давно не виделись… Макс? Сумасшедший тип… Еще каких-то двадцать непонятных номеров… Бывшие одноклассницы: вечная неудачница Инка Бахметьева, чистая душа Сашка Журавлева… А что они могут? У них своя жизнь…
Я в ужасе спустилась по стенке в коридоре и села на пол. Хорошо было бы отключиться и уснуть, но «фен» продолжал гнать одну и ту же пустую мысль.
Мысль-пробел… Бесконечный пробел, когда противна даже хорошая музыка, которая раньше обычно успокаивала.
Я была одна в квартире.
— Господи! А где же та орава гостей, которая совсем недавно здесь бывала? — крикнула я в пустоту, услышав в ответ лишь эхо. По ходу — от той толпы не осталось ни следа. — Где друзья?! Где эти веселые добрые люди?! Ау!!!
— А-а! И-и! У-у! — было мне ответом.
А за окнами плыл день. Я слилась на улицу и пошла по бордюру мимо проезжающих с огромной скоростью машин, мимо спешащих куда-то незнакомых людей… Я медленно двигалась будто по разделительной полосе между механической рекой авто и живым людским ручейком, но никого не видела… Как и они — меня… Казалось, что если кто-то из людского потока отделится и пересечется со мной, то пройдет насквозь, не причинив мне вреда, как впрочем, и я не причиню ему. Или я нахожусь в другом измерении?
