— Дура ты, Маруся, — беззлобно выругалась
ответчица.
— И вы дура, — радостно ответила Маруся. Она,
видимо, уже раскаивалась. Вот такая она у нас, горячая, но отходчивая.
— Вот и ладненько! — обрадовалась я и, потирая
руки, приготовилась испить чаю, но тут Эмма Петровна принялась за меня.
— А ты, Лелечка, зря с этими парнями не познакомилась.
— Я?
— Ну не я же, мне-то уже поздно. А вот тебе еще пока
нет.
— Еще пока? Я что уже дряхлею?
— Нет, но скоро, лет эдак через 5, тебя будет тяготить
одиночество. И ты выскочишь замуж за первого встречного, помяни мое слово.
— Но вы же не выскочили! — отбрыкивалась я.
— Потому что я не знала народной мудрости.
— Мужчина должен быть чуть получше обезьяны?
— Нет. — Эмма Петровна, выдержав длиннющую паузу,
торжественно произнесла. — Плохенький хорошему дорожку торит.
— Что он с дорожкой делает, плохенький ваш, я не поняла? —
заволновалась Маринка.
— Прокладывает, то есть. — Эмма Петровна по старой
учительской привычку встала в стойку у стола. — Мне всегда мама говорила,
пусть плохенький, но твой. Я фыркала, вот как ты, Леля, и все принца ждала. А
зря! Сначала неказистый, потом получше, а там, глядишь и принц бы пожаловал.
Начинать надо с малого, а потом по возрастающей. Они ведь мужики какие?
— Какие? — заинтересованно выпалила Маруся, хотя
уж кто бы спрашивал, но только не эксперт по мужчинам, коим она только недавно
отрекомендовалась.
— Приземленные. Мы, женщины, думаем как? Если нет
достойного тебя мужчины, надо быть одной и ждать, когда достойный появится. А
как рассуждают они? Раз одна — значит, некому не нужна. А раз некому, значит и
мне. Что я хуже других?
— Я что-то не пойму… — начала, было, я, но Эмма
Петровна остановила меня жестом и продолжила:
— Потом, не забывай, что мужчина охотник и забияка. Ему
за женщину драться надо. Вспомни хотя бы оленей, которые из-за самки по весне
рогами сталкиваются, или собак, или петухов. А с кем ему за тебя драться, коль
ты одна одинешенька? Вот то-то и оно! — Эмма Петровна сделала глубокий,
удовлетворенный вдох, после чего закончила свою эффектную речь словами. —
По этому и говорят, что плохенький хорошему дорожку торит.
— Эмма Петровна, миленькая, да у меня столько этих
плохеньких было, что если б они и впрямь что-то торили, то ко мне бы уже не
дорожка вела, а трасса Е-95.
Все согласно закивали — знали, черти, как часто я
связывалась с теми, кто этого был совсем не достоин. Даже Эмма Петровна
глубокомысленно хмыкнула, отказавшись от дальнейшей дискуссии.
— Может, взбодримся, чайку попьем, — предложила
Маринка.
Все оживились, захлопали ящиками, доставая свои бокалы и
кружки. Маруся нежно вынула чайную пару немецкого фарфора, которой гордилась,
как Брежнев своими геройскими звездами.
Княжна налила мне и себе по чашке (что в обычные дни делала
только после долгих уговоров), сунула мне последний сухарик, поднесла свой
бокал к губам, как вдруг…
Все еще четверг SOS!
У-а-а! У-а-а! — раздалось оглушительное, надрывное,
пронзительно-противное «уаканье» пожарной сигнализации.
— Что это? — охнула Эмма Петровна.
— Учебная тревога, наверное, — беспечно ответила
Княжна и отхлебнула чай.
— Какая еще учебная! — вытаращилась Маруся. —
Об учебной нас за неделю предупреждают. Это настоящая.
— О господи! — вторично охнула Эмма Петровна,
после чего вскочила со стула и заметалась по комнате. — Надо спасаться!
Девочки, хватаем личные вещи и бежим!
— Как бежим? — преградила путь перепуганной
коллеге вездесущая Маруся. — Вы что забыли?
— Забыла, — прошептала Эмма Петровна, в ужасе
прикрывая глаза. — Забыла. — Тут она рванула в кладовку и под
оглушительный ор сигнализации начала вытряхивать из нее зеленые тюки. —
Надевайте. Только быстро! Ну что же вы? — выкрикнула она, видя наше
бездействие.
— Это противогазы что ли? — поинтересовалась
Марья, подпинывая один из тюков.
— Да, да, — обрадовалась нашему прозрению Эмма
Петровна. — Нам надо их надеть и эвакуироваться…
Мы переглянулись. Конечно, паниковать рано, (мы же не знаем
масштабов пожара, может, у кого-то просто кипятильник задымился) тем более рано
напяливать себе на лица резиновое, посыпанное тальком безобразие, но покинуть
стены комнаты не мешает.
— Правда, пошли отсюда, — допив чай, решилась
Княжна. — Может, домой пораньше сбежим.
— Как бы не так, — гаркнула Маруся. — Вы
разве забыли, что мы члены противопожарной дружины?
— О-о, — застонали мы разом.
Дело в том, что наша чрезмерно активная Маруся умудрилась
записать нас во все мыслимые комиссии и дружины. Мы и за соблюдением правил
техники безопасности следим, и за зелеными насаждениями, и за тараканьим
племенем наблюдаем, еще мы инспектируем территорию на предмет неубранного
мусора, и собираем металлолом. Короче, благодаря Марусе у каждой из нас есть
как минимум 4 разных повязки, 3 пилотки и две смены униформы, включающие в себя
брюки, халат, фартук и еще какую-то мелкую дребедень неизменного синего цвета.
Знали бы вы, сколько раз мы пытались протестовать, когда
начальник с хитрым прищуром сообщал нам о нашем членстве в новой комиссии,
сколько раз грозились побить Марусю, с чьей легкой руки мы в этой самой
комиссии и оказывались, но все без толку — начальник говорил, что ничего уже
нельзя сделать, Маруся клятвенно заверяла, что больше так не будет, но по
прошествии времени о своих зароках забывала и ввязывалась в новые авантюры, не
забывая при этом втянуть в них и нас.
Членами противопожарной дружины мы стали совсем недавно. И
членство наше ознаменовалось двумя событиями: первое — нам выдали зеленую
форму, второе — плакаты с нашими фамилиями вывесили во всех коридорах НИИ. Так
что теперь каждый нихлоровец знает, кто конкретно стоит на страже их
противопожарной безопасности, и кто какими средствами за нее борется. Я,
например, вывожу людей из здания, Княжна вызывает пожарных, Маринка работает с
огнетушителем, а захапистая Маруся с песком и кошмой. Что такое «кошма» Маруся
до последнего времени не знала, а напросилась с ней работать только потому, что
ей слово понравилось. Когда же уразумела, что это кусок тряпки, которой сбивают
пламя, жутко обиделась и даже попыталась выйти из дружины, мотивирую это тем,
что ее обманом в нее заманили.
— Я думала, что «кошма» — это что-то вроде «кашпо» или
«кашне», — верещала она, размахивая своими худенькими ручонками перед
носом начальника.
— А зачем при пожаре горшок и шарф, ты не
подумала? — резонно замечал начальник. — Кашпо на стену вешают, тебе
с кошмой надо работать …
