В этом месте Галина Ивановна замолкла. С выпученными глазами
и все еще открытым ртом, она привстала со стула, ухнула своей мощной рукой по
не менее мощной груди, выдохнула «О-о!», после чего повалилась на стол без
единого проблеска сознания.
— Чего это она? — испугалась Маруся, подбежав к
пострадавшей. — Перенервничала что ли?
— А, может, сотрясение? Вон она как в дверь билась… —
предположил кто-то из массовки.
— Но не головой же. — Маруся побила Галину
Ивановну по щекам. Безрезультатно — начальница погоревшего бюро осталась все
такой же безучастной. — Притащите кто-нибудь нашатырь, — выкрикнула
наша мать Тереза в коридор. — А еще…
Что еще хотела Маруся от любительниц зрелищ, мы так и не
узнали, ибо она не договорила, а подобно Галине Ивановне замолкла на полу
слове, выпучилась, охнула, но только без чувств не упала, а осталась стоять,
подобно статуе.
— Да что вы все с ума посходили! — выругалась я.
— Там…там… — И Маруся с распахнутым, как у умирающей
рыбины ртом, вновь замолкла.
— Что там? — еще пуще осерчала я.
— Она. — Почему-то шепотом закончила давно начатую
фразу Маруся. И показала пальцем в дальний, заваленный обломками стеллажей
угол.
— Да кто она-то? — не поняла я и шагнула к
подружке.
Сначала я не увидела того, на что указывал Марусин перст, уж
очень захламлен был угол разными головешками, а потом, когда сделала еще один
шаг, на этот раз левее, разглядела… О, господи! Между обгоревших остовов
стеллажей, между куч сгоревшего дерева, на залитом водой и пеной полу лежала
Ниночка. Вернее, это была уже не она, а то, что от нее осталось — обгоревшее до
черноты и скукоженное до размеров тряпки тело да буйные, лишь тронутые огнем
кудри.
— Мама! — прошептала я басовито и брякнулась на
круглые колени Галины Ивановны.
Мой некорректный поступок произвел неплохой эффект, от
толчка женщина очнулась и проблеяла «Пить». Но напоить бедняжку было некому,
так как любопытные кумушки в полном составе вломились в комнату и, тесня другу
друга, бросились к месту гибели несчастной львиноголовой Ниночки.
Тут я спохватилась и с криком: «А ну назад!» преградила им
дорогу.
— Посмотрели, дайте другим посмотреть! — заблеяла
одна из толпы.
— Вон! — рявкнула я.
— Не имеете права! — загалдели любопытные, так и
норовя поднырнуть под мои растопыренные руки.
— Маруся, — взвыла я. — Помогай!
Но подружка помочь не успела, ибо толпа умирающий от
любопытства баб смела меня за считанные секунды и ввалилась таки в закуток.
Пару секунд они тупо таращились на обугленные останки, после
чего разразились таким диким визгом, что шнурок, бывший некогда миленькой
люстрой, качнувшись, рухнула на пол. Когда же он с хлюпаньем ударился о залитый
пеной пол, толпа все с тем же визгом ломанулась из комнаты.
Через минуты в помещении остались лишь мы: члены дружины,
хозяйка кабинета и Кузин.
— Что будем делать? — всхлипнула Эмма Петровна.
— Что, что? — насупилась Маруся. — Милицию
вызывать. Коленьку. Или этого, начальника его противного.
— Давайте их обоих, — предложила Княжна.
— И ОМОН, — вставила Эмма Петровна, бледная и
жутко напуганная.
— А ОМОН-то зачем? — удивились мы.
— На всякий случай.
— И правда, — согласился рассудительный
Кузин. — Хуже не будет. Пусть все едут.
Мы закивали, все, так все. В конце концов, человека в
горящем кабинете заперли, это ж надо такое зверство удумать. На такого садиста
не то что ОМОН, даже группу «Альфа» натравить не жалко.
Мы вызвали всех: и МЧС, и милицию, и ОМОН, прокричав в
телефон, что «Нихлор» подвергся нападению маньяков, которых сможет обезоружить
только батальон спецназа. Потом, наконец, дали попить задыхающейся Галине
Ивановне. Выхлебав стакан, она принялась за старое.
— Вот горе-то! Сначала Авангард Кирилыч, потом Даша, за
ней Дуся, а вот теперь Ниночка. Одна я на весь отдел оста-а-а-алась!
— Ну не переживайте вы так, — старалась успокоить
несчастную сердобольная Маруся. — Вам кого-нибудь другого возьмут.
— А фонды, а патенты на новые изобретения, а…
Она опять не докончила. На этот раз помешал ей скрип.
Скрипела входная дверь, которую я лично плотно прикрыла за паникующими
тетеньками. Мы, как по команду, обернулись.
— Кто это? — истерично пискнула Галина Ивановна в
образовавшуюся щель.
Тут дверь рывком распахнулась, явив нам потусторонне зрелище
— в подкопченном проеме стояла покойница Ниночка в своих очках-бабочках,
гигантских пластмассовых серьгах и с нимбом вокруг головы.
— Господи помоги! — просипела Галина Ивановна.
— Изыди! — пискнул Кузин, осеняя дверь крестом.
— Вот ни фига себе. — Оторопев, проговорила
я. — Зловещие мертвецы, часть 3.
Приведение тем временем вошло в комнату и противным
писклявым голосом спросило:
— Что здесь происходит?
Мы закричали, громче всех орал Кузин, меньше всех Галина
Ивановна — она вновь потеряла сознание.
— Во что превратили кабинет? — продолжало
издеваться над нами приведение. — Кто вам позволил? Зачем дверь сломали? И
почему моя начальница бьется головой об стол? — грозно закончила покойница
и почесала пальцем нимб.
Только тут мы уразумели, что перед нами не призрак, а очень
даже живая и жутко злая Ниночка. А то, что мы приняли за нимб, всего-навсего
огромная пуховая шапка.
— А… Э-э? — невразумительно, но с явно вопросительной
интонацией пробормотала Маруся. И при этом ткнула перстом сначала в угол, где
покоилась «грива льва», а потом в круглую шапку вошедшей.
— Что еще? — озлилась Ниночка. Но когда тонкий
пальчик нашей подружки уперся в ее прикрытый мохером лоб, неожиданно воскресшая
засмущалась и забормотала. — Ну да, паричок. И что в этом такого? Никому
не возбраняется… —Ниночка нахлобучила шапку на самые брови, сконфужено
потупилась.
Я пригляделась к голове мнимой покойницы повнимательнее, ну
точно, из-под шарообразной беретки выбилась жалкая куцая прядка. Значит,
львиная грива — всего лишь уродский, но богатый и явно сделанный из натуральных
волос парик. И восхищенно зацокала языком. Надо же было столько лет это
скрывать!
— Нинуся, — зашептала очухавшаяся Галина Ивановна. —
Значит, ты не сгорела?
— Я в столовую ходила.
— А волосы? Как они…
— Парик под шапку не помещается. Я его сняла, чего тут
не понятного.
— А я и не знала, что ты носишь па… — На сей раз
договорить ей не дал приступ смеха — Галина Ивановна зашлась в диком хохоте,
перемежая истерику всхлипами «Ой, не могу!» и хлопками по своим мясистым
ляжкам.
