— В шесть.
— Вот и узнаем.
Два сюрприза и одно несостоявшееся свидание
Мы сидели в кафе «Уют». Сонька за одним столиком, я за
другим. Больше никого, не считая бармена, конечно, в кафе не было. Я пила пиво,
а подруга моя, как и подобает скромной невесте без вредных привычек, дула чай.
Было уже десять минут седьмого. Мы волновались, то и дело
поглядывали на дверь и друг на друга. Недоуменно пожимали плечами, подмигивали,
разводили руками, закатывали глаза, и это наша пантомима почему-то очень
нервировали бармена. Наконец, я не выдержала.
— Опаздывает женишок-то.
Мой голос прозвучал неуместно громко и напугал нервного
бармена так, что он выронил из рук кружку, которую протирал, и убежал в
подсобку.
— Может, в пробку попал? — предположила Сонька.
— Ты чего? Какие пробки в воскресный вечер? — И я,
наплевав на конспирацию, пересела за ее столик, не забыв прихватить свою еще не
опорожненную кружку. — Давай пивка со мной, все равно он не придет.
— Не, подожду, может, у него машина не заводится.
— Откуда ты взяла, что у него машина есть?
— Чувствую. — И она вновь уставилась на дверь. Я
хмыкнула и сделала глоток.
Вдруг Сонька напряглась и прищурилась. Значит, кто-то вошел.
Но кто, я не могла видеть, так как сидела теперь спиной к двери.
— Наш что ли пришел? — спросила я, почему-то
шепотом.
— Не знаю, — зашептала подруга в ответ. —
Этот далеко не блондин, и расточку в нем от силы метр 75.
— Но хоть красив?
— Для колобка ничего. Румяный.
— То есть?
— То и есть, что 150 кг.
— Ну? — я хотела, было, обернуться, но Сонька не
дала. — Сиди смирно. Авось, не признает меня. Я за тобой спряталась.
— Да это и не он, наверное.
— Он, — упавшим голосом констатировала
подруга. — К нам катится и улыбается при этом.
Я замерла и прислушалась. Услышала тяжелую поступь, шарканье
одной толстой ноги об другую и, наконец: «Сердце красавицы, склонно к
изме-е-не!». Когда топот замер, и песня оборвалась, у моего уха пророкотало:
— Вы ль та самая Софья?
Подруга с глупо-испуганной улыбкой кивнула, после чего я
посчитала нужным вмешаться:
— А это наш программист Зорин. И в его случае у/с
означает — удивительное самомнение.
— Леля? — шарахнулся Зорин, приложив пухлую руку к
груди, словно опасался, что я вырву у него сердце.
Пока мы выражали свой восторг от встречи, Сонька еще что-то
увидела. И теперь ее реакция на увиденное сильно отличалась от предыдущей. Она
вся засияла, приосанилась и блаженно протянула:
— Вот он идет, наш эффектный блондин. Все, как писано,
красавец, обаяшка, лапочка. — Я нахмурилась, что-то не припомню, чтоб в
объявлении было про «лапочку». — Просто прелесть. И у/с есть.
— И что же это?
— Улетное самбреро!
Я чертыхнулась и повернулась всем корпусом.
По проходу меж столиков пробирался молодой мужчина. Был он
высок, красив, светловолос. Но ростом он был не больше 185 сантиметров, годков
не 33-ех, а скорее 25-ти, на голове было не самбреро, а бейсболка, и волосы я
бы назвала скорее русыми, чем белыми. Самое же ужасное, что в мужчине я узнала
Геркулесова.
— Вы Софья? — выпалил он, когда поравнялся с нами.
— Я, — пропела довольная Сонька. — А вы тот
самый…
— Нет, я не тот. Я…
— Значит, он тот самый, — Сонька с ужасом
уставилась на Зорина.
Только тут Геркулесов узнал стоявшего рядом с ним толстяка.
И недоуменно спросил:
— А вы что здесь делаете?
— А вы? — с большим чувством поинтересовалась я.
Вот тут он заметил и меня. Не скажу, что сильно обрадовался,
я бы даже сказала, расстроился, потому как физиономия его стала такой кислой,
будто он лимон сжевал.
— Опять вы! Куда не пойду, везде вы. Надеюсь, никакого
трупа мне сегодня не подкинете? У меня выходной.
— У меня тоже, господин жених.
— Я не жених.
— Нет? — разочарованно прогнусила Сонька.
— Я следователь по особо важным делам Геркулесов
Николай Николаевич.
— Я арестована? — жеманно улыбнулась моя подруга.
А глазками как стрельнула, вы бы видели!
Геркулесов сделал глубокий вдох — явный признак раздражения
— и сунул под Сонькин нос газету с объявлениями.
— Вы пришли на свидание с этим господином?
— С этим, — согласилась она, даже не взглянув.
— 33 года, рост 190, у/с и прочее? — после
очередного Сонькиного кивка он продолжил. — Так вот он не сможет придти,
вот и попросил меня предупредить.
— А почему не сможет?
— Потому что он арестован.
— Поняла! — хлопнула я себя по лбу. — У/с —
это ученая степень.
— Почему? — все еще сверля Геркулесова взглядом,
спросила Сонька.
— Потому что твой эффектный красавец блондин ни кто
иной, как наш страдалец Лева Блохин.
— Тот самый, что на гоблина похож? — опешила
Сонька. Она ни одного из моих коллег не видела, но почти о каждом была
наслышана.
Я кивнула, подруга моя со словами «кругом один обман»
хлебнула добрый глоток из моей кружки. После того, как живительная влага попала
к ней в пищевод, она встрепенулась.
— Ну, с женихом все ясно, как и с этим, — кивок в
сторону Геркулесава. — А вы-то чего притащились? — это она уже у
Зорина спрашивала.
— А он, наверняка, знал, что Блохин сегодня с дамой
встречается, — я посчитала нужным ответить на Сонькин вопрос. — А так
как дружок все равно под арестом, наш драгоценный Зорин надумал припереться
вместо него, авось уведет невесту у товарища.
— Да ты что, Леля, — возмутился он, но сначала
густо покраснел. — Я наоборот… Я о Леве хотел ей рассказать… Какой он
замечательный.
— А, может, ты и подпись в журнале подделал, чтоб
Блохина посадили, а ты вместо него по невестам, а? — продолжала пугать
теперь уже бледного коллегу ваша покорная слуга.
— Да как… Да я… — И он беспомощно уставился на
Геркулесова, в надежде, что тот из-за хваленой мужской солидарности его
выручит. Но спасла его Соня. Примирительно улыбнувшись во все стороны, она
жестом пригласила всех сесть.
— Не будем ссорится. Раз уж так получилось, давайте
посидим, попьем пивка, поболтаем. Тем более, нас четверо, а значит, двое
надвое. А, Николай? — после этого игривого «А, Николай?» Сонька так
зазывно посмотрела на Геркулесова, что ему даже стало не по себе.
