— Другой. — Заверила я. Вся компашка сразу
сгрудилась вокруг, сверкая глазами от любопытства. Вот он женский
коллектив! — прыснула я и разочаровала подружек. — И не любовник, а
сосед.
— Коляна что ли всю ночь домой затаскивала?
— Нет, Колян, как ему и положено, под лавкой спит. Зато
Аниськин бодрствует и несет культуру в массы.
— Понятно, — кивнула Маринка, потом бросила сумку
на стол, брякнулась в кресло и выдавила: — Дос-с-с-тал!
Ну уж нет! Сегодня я не расположена слушать их вечный спор
на тему, чей муж хуже, с меня и Аниьскинских песнопений хватит.
— Мариш, давай сегодня обойдемся без этого, а?
— Да он меня…
— Достал, мы помним. — Я рывком выдернула ее из
кресла. — Пошли со мной в уборную сходим. А то я одна боюсь.
— Съедят тебя что ли?
— Съесть не съедят, а покромсать могут.
— Ну ладно, — смилостивилась Маринка, —
пошли.
Мы вышли из комнаты и, обнявшись, побрели по коридору.
— Менты-то что вчера сказали? — спросила Маринка,
высоко задрав голову, дело в том, что она у нас очень маленькая, где-то метр
50, а я на своих каблуках около метра 80, вот и приходится Маринке либо шею
вытягивать, либо мордашку запрокидывать.
— А ничего! Просмотрели все, сфотографировали. Как
всегда задали кучу глупых вопросов.
— А Геркулесов был?
— А как же.
— А он чего?
— Ничего, ходил рожу кирпичом, будто меня не знает.
— И не спросил про наше расследование?
— Нет. Ему не интересно, — с досадой ответила я,
вспомнив, с каким раздражением Геркулесов вчера меня выслушал.
Тем временем мы уже достигли заветной двери. Вошли. Все
кабины оказались заняты, а в воздухе стоял запах никотина.
— Вот ведь какие бяки! — выругалась я. — Им
же для курения старый туалет выделили, так они все равно в новом чебарят.
Пошли, Маринка, на второй этаж. Нечего тут никотином дышать.
Подруга за компанию повозмущалась, хотя к сигаретному дыму,
в отличие от меня, относилась терпимо. Мы спустились на второй, отварила
облезлую деревянную дверь и оказались в помещении подстать двери, мрачном и
мусорном.
Свободной была только одна кабина, так что Маринке пришлось
подождать. А я вошла в отсек, закрылась, недовольно осмотрела битый кафель
пола, разбросанные вокруг урны бумажки, как мой взгляд наткнулся на… не
поверите… на чью-то любопытную морду, высунувшуюся из-под перегородки между
кабинами. Расстояние от пола до этой самой перегородки было маленьким —
сантиметров 20, и морда была видна не полностью, а только до половины, то есть
рыжеватые волосы, белесые брови, блеклые глаза и толстая переносица.
Я испугано отшатнулась. В соседней кабине тоже произошло
какое-то движение: то ли у незваного гостя ноги затекли от неудобного сидения
на полу, то ли он понял, что я его заметила. Времени на раздумье и на панику не
было. По этому, позабыв о естественной надобности, я выскочила из своей кабины,
подперла дверь соседней плечом и заголосила:
— Маньяка пойма-а-а-а-ли-и-и!
Маринка, надо отдать ей должное, не растерялась. С таким же
воплем она распахнула дверь, ведущую в коридор, но сама не ушла, а встала на
страже бок о бок со мной, не забыв при этом вооружиться шваброй.
Так мы голосили пару минут, пока на наш клич не начали
сбегаться институтские барышни, причем первыми оказались Маруся с Княжной,
пришедшие покурить.
— Вы чего орете? — испугались они.
— Маньяк там! — после слова «там» последовал тычок
черенком швабры в дверь закрытой кабины.
— Тот самый? — округлила глаза Маруся, потом
немного досадливо добавила. — Вот вечно ты, Леля, в центре событий!
— Выходи, душегуб, — гаркнула Княжна, пнув дверь
ногой.
— Как он выйдет, если Леля своим крутым боком дверь
подпирает, — буркнула Маруся, после чего оттеснила меня и рванула ручку на
себя. Но, к ее досаде, дверь оказалась запертой изнутри. — Выходи, гад!
Все равно ты в осаде!
Тут в туалет ввалилась компания лаборанток. Одна из них,
пожилая и бойкая, метнулась к Марусе.
— Заперся? Вот он всегда так. А потом, когда нам его
караулить надоедает, он через верх вылезает.
— Или снизу пролазит, там худой мужичок как раз
втиснется, — добавила только что прибывшая дама, кажется, из канцелярии.
Маринка поудобнее обхватила черенок швабры и со всего маха
загнала лохматую щетку под дверь. В кабине ойкнуло, зашуршало, потом послышался
скрежет.
Маринка нагнулась, заглянула под дверь.
— Он ноги поджал.
— Или на унитаз встал и сейчас поверху рванет! —
заверещала пожилая. — Глядите, руки показались!
А ведь и правда, за бортик зацепились две пятерни с короткими,
покрытыми рыжеватыми волосиками пальцами. Я схватила еще одну швабру и стукнула
ей по верху кабинки. Руки тут же исчезли, и послышалось уже знакомое ойканье.
Потом наступила тишина, прерываемая лишь нашим нетерпеливым
сопением. Проходили минуты, наши руки, обхватывающие швабры и совки, вспотели,
ноги затекли от напряжения, адреналин клокотал в организме, но, тот, кто
затаился за покрытой пластиком дверью, выходить из укрытия не собирался.
— Мы так до вечера простоим, — прервала молчание
ваша покорная слуга.
— Если надо, то простоим, — решительно изрекла
Княжна.
— Глупо. Надо его выкуривать оттуда.
— Как? Слезоточивым газом? — хмыкнула Маруся.
— А что? Это идея. У меня есть баллончик в кармане,
давайте прыснем, — предложила я.
— А мы? Мы же тоже нанюхаемся.
— Противогазы наденем, нам же всем выдали.
— Можно, — нерешительно согласилась Княжна. —
Но ты, Лель, лучше придумай что-нибудь другое. А то напяливать на лицо это
резиновое уродство что-то не хочется.
— Можно кипятком полить, — наугад ляпнула я.
— А вот это мысль! — неожиданно поддержали меня
остальные.
— Да вы чего! Мы так обварить его можем до ожога 3
степени.
— И ладно. Не будет впредь подглядывать, —
кровожадно упрямились рассерженные женщины.
— Это не гуманно!
— А уборщиц убивать гуманно? — возмутилась дама из
канцелярии. — У меня теперь два участка убирать некому.
— Это-то здесь причем? — пискнула я.
— Как причем? Антошка Симаков говорит, что этот милашка
следователь…
— Это Русов-то милашка?
— Какой Русов? Геркулесов.
