— Ну, пожалуйста, потерпите, — взмолилась Ксюша.
— Вон! — заорал он, резко затормозив.
И вот мы вновь стоим на дороге, и снег опять залепляет нам
глаза.
— Что же нам теперь делать? — чуть не плача,
произнесла Ксюша.
— Вызывать такси. Здесь-то телефон должен работать?
— Да? А знаешь, сколько времени пройдет, прежде чем они
сюда доберутся? И где их ждать прикажешь? Здесь? Под снегом и дождем? Я устала!
Я спать хочу. Вот сейчас упаду прямо на дорогу и умру, — захныкала она и
бухнулась своим обтянутым велюровым пальто задиком в кучу придорожного мусора.
Я стояла в растерянности, одной рукой утирая влагу с лица,
другой поддерживая дремлющую Соньку, и не знала, что мне предпринять, чтобы
выпутаться из этой передряги. Я тоже измучилась, проголодалась и меня мучил
«отходняк».
— Мы где хоть находимся? — подала голос Ксюша.
— В начале промзоны, — окинув взглядом периметр,
ответила я. — Вон там вдали свалка, а вон… Черт! Как же раньше я не
додумалась…!
Я схватила Соньку в охапку, коленом подпинула Ксюшу под
локоть и радостно скомандовала:
— Вперед, мои храбрые воины! Я дам вам кров и пищу!
— Сбрендила? — неуверенно протянула Ксюша.
— Сама ты сбрендила! Вставай давай, я поведу тебя в сад
Эдема.
— Лель, ты бредишь? — не на шутку испугалась
подруга.
— Вот блин! — выругалась я. — Да тут за
поворотом начинается забор нашего НИИ. Минут 10 ходьбы.
— И что?
— А то, что в нем есть лазейка. Мы через нее проникнем
на территорию и… вуаля… кров, диван и кое-какая еда.
— А охрана?
— А мы тихонько, как мышки, только этой мышке, — я
вновь встряхнула посапывающую Соньку, — надо рот зажать. Прокрадемся на
второй этаж, там комната наших мужиков, она ее никогда не запирают на ключ, а
код я знаю. Так что погнали.
Ксюша бодро вскочила, перекинула вялую Сонькину руку через
свое плечо и припустила так резво, словно не она минуту назад собиралась
умирать от усталости.
До дыры мы добрались, как я и прогнозировала, через 10
минут. Беспрепятственно в нее протиснулись, даже Соньку удалось впихнуть с
первой попытки.
Крадучись, мы вошли в здание. На цыпочках (а Сонька и вовсе
на весу) миновали лестничный проем, на счастье отгороженный от фойе закрытой
дверью. Просеменили по коридору. Бесшумно открыли кодовый замок. Вошли.
— Счастье-то какое! — воскликнула Ксюша, падая на
скрипучий диван в углу комнаты.
— Разденься хоть! А то ты вся грязная.
— Ага, — согласилась она, но разоблачаться и не
подумала.
— Разденься, говорю, — настаивала я, а сама тем
временем усаживала Соньку в глубокое кресло.
Ксюша не реагировала — она уже спала.
Я подошла к ней, стянула с нее сапоги и пальто, укрыла
фуфайкой, на Соньку накинула скатерть. Сама же разделась до трусиков, скинув,
наконец, с себя ненавистное платье, и облачилась в самый чистый из найденных,
наверняка, Кузинский, синий халат. Потом залезла в холодильник — как мне ни
хотелось спать, есть хотелось еще больше — обшарила полки, ничего кроме подкисших
маринованных огурцов и черствого хлеба не нашла, но и этому была рада. С
восторгом вгрызлась в корку и приготовилась упасть рядом с Ксюшей, как вдруг
услышала…
Шаги…
Тихие, медленные, даже крадущиеся.
Охранник? Но зачем ему красться? Вор?
Маньяк!?
Я поперхнулась краюхой и замерла, будто загипнотизированная
этими мерными — топ-топ, топ-топ — звуками. Так я простояла, неподвижная и
безмолвная, пока шаги не затихли. После этого я отмерла, тихонько подошла к
двери, приоткрыла ее и выглянула в щель.
Длинный коридор, освещенный лампами дневного света, на
первый взгляд показался пустым. Но это только на первый. На второй, оказалось,
что в конце его, там, где приоткрыта дверь на лестничную клетку, стоит человек.
Стоит неподвижно, спиной ко мне. Ни лица, ни фигуры разглядеть не возможно.
Единственное, что я могу изучить, так это его тень: длинную, черную,
устрашающую.
Человек, постояв немного, двинулся к лестнице. Я поняла это
по возобновившемуся топоту и изменению очертания тени. Теперь она из длинной и
тонкой, стала широкой, сплющенной, но все еще огромной.
Кто же это? Кто? Чья же эта гигантская тень? Сначала мне
показалось, что принадлежать она может только Блохину, уж очень большим был
отпечаток мрака на полу, потом, когда тень видоизменилась, мне пришло в голову,
что там, в конце коридора, стоит Слоник, потому что, человек, обладающий таким
объемным трафаретом, должен быть не просто большим, но и необъятным. Теперь же
я не знала, что и думать, ибо неизвестный, легко, почти бесшумно шагая, скрылся
за дверью, лишив меня возможности рассматривать свою тень.
Я мялась в нерешительности у приоткрытой двери. Я не знала,
что лучше — затаится, зарыться головой под покрывало и сделать вид, что меня не
существует, или выйти из укрытия, чтобы выяснит все до конца. Все же я выбрала
последнее. И не ругайте меня за это! Просто я считаю, что лучше умереть и быть
спокойным, чем жить и волноваться. Как большинство героинь фильмов ужасов.
Помните таких? Они вечно выходят на темное крыльцо дома, заслышав малейший
шорох, вместо того, чтобы затаится до приезда полиции. Их еще вечно убивают
самыми первыми. Вот я из их числа. Не обессудьте.
На этот раз прихватить средства индивидуальной защиты
(как-то: швабра и баллончик) я не успела, единственное, что цапнула в последний
момент, так это Ксюхин мобильный телефон.
По коридору я кралась очень осторожно, с оглядкой. Хоть я
любопытна и упряма, но не безрассудна, по этому решила только проследить и
установить личность, но никак не ловить маньяка. Так я добрела, тихая, как
приведение, до конца коридора, остановилась у двери. Прислушалась — ни единого
звука. Облегченно вздохнула и вышла на площадку.
В ту же секунду, как моя нога зависла над порожком, чья-то
сильная рука обхватила мои плечи, ладонь зажала рот, и я оказалась немой и
беспомощной жертвой неизвестного маньяка. Я застыла, обмерла от ужаса. А потом
начала извиваться, лягаться, царапаться, отрывать его руки от своего лица. Я
боролась, понимая, что от этих бабских приемчиков самообороны зависит моя
жизнь. Не сразу я вспомнила про телефон, но когда до меня дошло, что именно он
мешает меня полноценно защищаться, я лихорадочно начала жать на кнопки.
Нападающий сначала растерялся, видимо не понял, что я делаю,
но на последний «пип» он среагировал — резко выбросил руку и саданул ребром
ладони по моему запястью. Я взвыла, выронив телефон. Он упал мне под ноги, и я
увидела краем глаза, как тот, кто сжимал мое горло, заносит свой ботинок над
светящейся зеленым трубкой, чтобы растоптать ее… Но я опередила его. Из
последних сил я отпинула телефон подальше, надеясь на чудо и веря в способности
Геркулесова к телепатии. А вдруг он поймет, кто звонит ему среди ночи и молчит
в трубку?
