— Ты так говоришь, будто эту «Осу» уже изобрели…
— Изобрели и опробовали на себе.
— Но кто? Ты же сказал, что твой отец не успел…
— Он успел, — торжественно выдал Сулейман. —
Он изобрел «Осу». Но скрыл это и от гэбешников, и от ученого совета, и даже от
коллег, потому что, побоялся, что его детище станет новой ядерной бомбой. Тогда
шла холодная война, отношения с Западом были очень напряженными, к тому же мы
воевали в Афганистане, и появление столько мощного оружия могло привести к
всемирной катастрофе. КГБ, видимо, что-то пронюхало о том, что формула «Осы»
существует, но скрывается академиком Швейцером. Поступок моего отца был
истолкован превратно, чекисты решили, что он хочет бежать со всеми документами
на Запад. По этому, его убрали. Одно они не учили — весь архив академик Швейцер
спрятал, и сколько его не искали, так и не нашли. С тех пор прошло много лет,
но газ, подобный, «Осе» до сих пор не изобретен.
Сулейман замолк, присел на табурет. Я тоже безмолвствовала,
так как переваривала услышанное. Мне было еще не совсем ясно, какое отношение
эта история имеет к цепи убийств. Наконец, Сулейман отдохнул, встал, глянул на
часы и заговорил:
— У меня еще 20 минут, пожалуй, успею. — Он
зашагал по комнате. — Архив Абрама Швейцера был надежно спрятан в тайнике,
о существовании которого знал только его сын Сулейман. Ему он завещал
воспользоваться формулой, наивно считая, что когда мальчик вырастит, мир станет
лучше, а то и вовсе на планете восторжествует коммунизм, он у меня был заядлым
ленинистом. — Сулейман хмыкнул. — И тайник этот находился
здесь, — он ткнул себе под ноги.
— Где? — не поняла я, отчего очень заволновалась и
заерзала, чем причинила себе немалую физическую боль, так как проволока тут же
врезалась мне в щиколотки.
— Здесь. В этом помещении. Тут. — Он подошел к
стене, отвинтил одну из ржавых труб и указал на образовавшуюся дыру.
— А мы где?
— Ты так и не поняла? Будку «Огнеопасно — газ!»
помнишь? Она аккурат между бомбоубежищем и дверью в подвал.
— Это та, рядом с которой дыра в заборе?
— Да, да. Она самая. Заброшенная будка, с заколоченными
наглухо окнами. Идеальное место. Ни единого лучика не проникает через доски, и
стены двойные, так что звуков не слышно. Я здесь в последнее время почти
круглосуточно обитаю, незамеченный никем.
— Вот оно что! Теперь ясно, как ты умудрялся быть везде
и нигде.
— Ага, — Сулеймана очень порадовал мой
«комплимент», похоже, и он был не чужд человеческих слабостей. — Эту будку
еще мой отец приметил, тогда она не была заброшенной, здесь какая-то
рефрижераторная располагалась, естественно, она всегда была заперта, за
исключением тех случаев, когда в нее смотритель заходил, а делал он это, как ты
понимаешь, не часто. Тут отец и решил тайник устроить, из института-то вынести
бумаги он не мог, его почти до трусов раздевали на проходной.
— И ты этот тайник нашел?
— Нашел. К счастью, в «Нихлор» мне удалось устроиться
сразу после аспирантуры, меня взяли из уважения к памяти отца и, что греха
таить, к моим блестящим способностям.
— Но ты работаешь в НИИ уже 10 лет! — вскричал
я. — Почему же…
— Потому что, когда 10 лет назад я вскрыл тайник, от
архива академика Швейцера осталась лишь груда хлама.
— Почему?
— Потому что в этом долбанном НИИ балом правят
крысы! — вышел из себя Сулейман. — Все изгрызли, изгадили! Папаша
мой, конечно, тоже хорош! Спрятал бесценные бумаги в трубу, он разве не знал,
что эти проклятые грызуны обожают по ним шастать!
— Неужели изгрызли все? — охнула я.
— Почти. Кое-что сохранилось, но хронология нарушилась,
потерялось масса материала. На то, чтобы разобраться в этих, с позволения
сказать, бумагах мне понадобилось 5 лет. Но и это еще не все! Главного —
формулы «Осы» я восстановить не смог.
— Ужас! — искренне посочувствовала я, потому что
сейчас передо мной сидел не убийца нескольких человек, а одаренный ученый,
которым Сулейман, собственно и оставался, даже притом что являлся преступником.
— Ужас. Но я не сдался. Если мой отец смог вывести
формулу, значит, и я смогу. Тем более, я начинаю не с нуля, как он, у меня есть
его записи. — Сулейман возбужденно заходил по комнате, сцепив свои
маленькие ручки за спиной. — Я работал, как сумасшедший. И если раньше,
когда я разбирал архив, мне не терпелось сорваться побыстрее домой, так как
трудился я именно там, то, начав практические разработки, меня из института
нельзя было выгнать, я и после работы оставался, и в выходные выходил, но
времени не хватало, так как надо было выполнять свои непосредственные
обязанности, изобретать всякую ерунду, типа, чистящего средства, чтобы такие,
как ты, зарплату получали. Пришлось прибегнуть к помощи Левы Блохина.
— Кстати, — вновь не сдержалась я. — Весь
институт до сих пор голову ломает, почему своим ассистентом ты сделал… э-э-э…
скажем, не самого блестящего сотрудника.
— А ты не догадываешься? — расплылся в улыбке он,
от чего его узкая рожица стала похожей на лисью. — Догадываешься, по
глазам вижу. Конечно, потому что мне нужен именно такой — исполнительный, но
туповатый, деятельный и не любопытный, а еще чтоб звезд с неба не хватал. Между
прочим, и Паша, покойник, попал в мою команду по тем же соображениям. В одном
я, правда, с ним прокололся — инициативным оказался слишком, да и
мозгов, — Сулейман пренебрежительно скривился, — кот наплакал. И как
таким дипломы о высшем образовании дают, не понятно. — Он «завис», видимо,
размышлял на тему: «А вот в мои времена…», потом отмер и продолжил. —
Короче, пахали мы с Левкой, как проклятые. Однако заветная формула все не
выкристаллизовывалась. А тут еще Генеральный ввел жесткий контроль над
используемыми химикатами, пришлось экономить… В общем, три года бились над «Осой»,
вернее, бился я, а Лева помогал по мере сил, причем твердо был уверен, что мы
мне изобретаем новый освежитель воздуха для туалетов. Говорю же, дурачок… Я,
веришь, уже руки опускать начал, все, думаю, не выведу эту треклятую формулу,
но однажды, я, между прочим, один тогда работал, без горе-ассистента, у меня
кое-что получилось. Это было еще не то, не «Оса», но близкое, очень близкое
химическое соединение. Я назвал его «Слепнем». «Слепень» отличался от «Осы»,
как… ну не знаю… как слепень от осы, усекла? Вроде, похоже, но не то. Хотя по
началу, мне показалось, что я достиг своей цели, потому что мыши, ну
подопытные, понимаешь, они не передохли, как раньше, на сей раз мыши очухались,
не прошло и 20 минут. Я, было, возрадовался, пока не заметил, что грызуны
начали не адекватно себя вести. Одни носились по клетке, другие дрались, третьи
грызли прутья, а некоторые блаженно валялись на полу клеток и жмурились. Но
прошло еще 30 минут, и это буйное стадо угомонилось, спокойно поело, после чего
благополучно захрапело. — Сулейман сел по-турецки на стол, подпер кулаком
свой острый подбородок и задумчиво спросил. — Знаешь, что я сделал потом?
Не знаешь. А я сам нюхнул. Отмерил небольшое количество газа и нюхнул.
