— Я — куратор, — гордо заявляет он. — Должен же я посмотреть, как живут мои подопечные.
— Да-да, — говорю, — особенно, некоторые. Златокудрые. Вон, волосы у вас на плече.
Он фыркает, отряхивается. А потом — зло и яростно смотрит на меня.
— Фея! — цедит он сквозь зубы. — Ненавижу фей!
С этими словами он буквально впечатывает меня в стену, одной рукой стискивает моё запястье, второй — описывает контуры моей фигуры.
— Они такие нежные, сладкие, пахнут цветами…
Его дыхание обжигает мне шею, а колено давит между ног. Несколько секунд он осоловело смотрит на меня в упор. Потом обхватывает мою голову ладонями и впивается в губы горячим и страстным поцелуем.
Так меня ещё никто не целовал. И какому-то коронованному проходимцу не позволю!
Колочу его, но будто бью по камню.
Удаётся всё-таки извернуться и влепить пощёчину.
— Что вы себе позволяете, наглец!
— Учу соблазну соблазнительницу, — нагло усмехается он.
— Я ведь тоже могу вас как следует проучить!
Он вскидывает руку:
— Не тратьте попусту магию. Я — антимаг. Любое волшебство против меня бесполезно.
— Тогда… тогда… — задыхаюсь, — тогда прокляну!
— Вы же светлая, вы не можете проклясть.
— Вы плохо знаете фей, — говорю. Сосредотачиваюсь, собираю энергию на кончиках пальцев — никаких палочек сейчас! — и вместе с пучком искр швыряю в него проклятие:
— Исчезни! — а потом добиваю другим, куда более страшным: — Пусть на твою голову свалится попаданка!
И тогда король меняется в лице.
Глава 7, в которой я услышала…
Ландар исчезает.
Правильно, не здесь же попаданке ему на голову падать. Для этого особенные обстоятельства нужны.
Вся женская половина академии мне, конечно, не простит. Хотя, впрочем, они забудут. Всех исчезающих забывают. Ведь у них — другая история и своя сказка.
Но накладывающий проклятие, разумеется, помнит. Хотя я предпочла бы забыть. Всё-таки тёмное колдовство мне претит, даже если применить его пришлось по делу.
Ландер тоже будет помнить — с феями шутки плохи!
И да, я же говорила, что буду смеяться последней. Отряхиваю руки и, довольная, лечу к себе в апартаменты.
А там Мурчелло с Галетом, уже не только подружились, но разлеглись чуть ли не в обнимку на тахте, печеньки с вазы таскают, маговидение смотрят. Юная ведьмочка-диктор по ту сторону зеркала-экрана вещает что-то о здоровом образе жизни. Мяв-кун и крысо-король поглаживают свои животы и соглашаются с ведущей. Хотя фраза: «Движение — жизнь», которая доносится с экрана, это явно не для моих эпикурейцев. Они гоняют туда-сюда бедняжку Ляну: то подай, то принеси, то убери.
Белочка уже успела привести комнату в порядок после их первой встречи.
А Галет довольно быстро забыл, что едва ли не угодил четверть часа назад в котёл зельевара. Развалился, морда крысиная лоснится удовольствием, корона набекрень.
— Так! — тяну я, упирая руки в бока. — Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
Мурчелло лишь досадливо машет лапой: не видишь, заняты, не мешай!
Король-крыс не удостаивает даже взглядом.
Я подманиваю Ляну и говорю громким шёпотом, чтобы котяра и его новоиспечённый друг услышали:
— Ляночка, дорогая моя, тебе же ведь наш уважаемый ректор поручил наказать мяв-куна?
Она косится на пушистое полосатое брюшко Мурчелло и расплывается в счастливой улыбке:
— Да.
— И как именно ты должна его наказать?
Смотрю, Мурчелло навострил уши.
— Щекоткой.
— Тогда приступай. Твоя щёточка для пыли как раз подойдёт для этого.
Мурчелло вскакивает, ерошит шерсть на спине, выгибается дугой, рычит. Хвост тоже в стойке.
Я говорю:
— У вас два варианта: или вы убираетесь отсюда оба, или…
Хвостатые друзья испаряются раньше, чем я успеваю озвучить второй.
Мы с Ляной весело хохочем и перемигиваемся.
Но мне нужно проверить, действительно ли Ландар исчез, в том числе — и из воспоминаний.
— Ляночка, — я опускаюсь в кресло и принимаю усталую позу: — что-то я запамятовала, по какому поводу сегодня был общий сбор?
Она пожимает хрупкими плечиками.
— Точно не помню, кажется, приезжал кто-то из проверяющих.
— Ах да, верно. Инспекция осталась довольной. Похвалили мой учебный курс.
— Это здорово! — радостно восклицает Ляна, как будто проверяли не академию, а её дупло с орешками, и оно оказалось в идеальном состоянии. Потом начинает мяться и теребить кончик пушистого хвостика. — Скажите, уважаемая госпожа Айсель, а ваши занятия может посещать только студент академии?
Я понимаю, к чему она клонит. Да и смотрит так пронзительно, в огромных карих глазах стоит такая мольба, что отказать невозможно. Однако пытаюсь найти предлог.
— Но ты же ведь убежала от тролля. Кого тебе соблазнять?
Ляночка кокетливо вертит попкой и складывает ладошки у плеча.
— Хрясюшку моего и соблазнять. Понимаете, я, наверное, недостаточно женственна. Ведь большую часть своей жизни была белкой, как научиться? А соблазн — это женская мудрость. То вовремя подольститься, а когда и всплакнуть. Рано или поздно я вернусь к Хрясю — тоскую без него. Тогда-то мне очень пригодятся ваши уроки.
Вот и славно.
Значит, на ректора напускать её не будем.
Встаю, приобнимаю белочку за плечи, откидываю со лба рыжеватый локон и говорю:
— Тебе, Ляночка, можно всё.
Она улыбается светло и блаженно.
Добрая маленькая девочка. Хочу поболтать с ней по-девчоночьи, но нашу идиллию нарушает пронзительный женский крик.
Выскакиваем в коридор. Прямо на нас бежит девушка в белом. Взгляд её безумен и полон отчаяния.
Светлые волосы всклочены, будто их рвали в неистовстве.
С трудом узнаю Марику.
Она громко, на одной ноте, вопит на всю академию, заставляя всех выглядывать в коридор:
— Кончено! Всё кончено! Я несчастна…
…на какой-то миг даже пугаюсь, что Марика всё ещё помнит Ландара, но она развеивает мои сомнения отчаянным криком:
— …у меня прыщи!
Мало кто замечает, что несётся Марика прямиком к окну, а оно, между прочим, на третьем этаже. Не знаю, что будет с тёмной колдуньей, если она чертыхнётся с такой высоты, но точно ничего хорошего.
