— Ты всегда добивалась того, чего хотела. У тебя всё получится.
— Нет, мама, — мотаю головой, — не получится. Во-первых, вы в своём Комитете связали меня по рукам и ногам обещанием женить Хмурусу. Во-вторых, — вздыхаю, потому что и перед самой собой это признать нелегко, — замуж я хочу теперь не за кого попала, а за кудесника, которого видела в темноте и даже не знаю его имени. Ты когда-нибудь любила, мама?
Заглядываю в её прозрачно-серые удивительные глаза, и меня словно заливает мягкой негой, хочется потянуться, зевнуть, свернуться клубочком под пушистым пледом.
Маб сегодня честна.
— Нет, — отвечает она. — Феи и любовь плохо совмещаются. Если людей любовь одаряет крыльями, то нас, крылатых, отяжеляет ответственностью, толкает в обыденность. И любовь и феи — чудо, а два чуда вместе обнуляют друг друга.
— И что же, — отзываюсь я, чувствуя, как в груди испуганной пичужкой забилось сердце, — не было ни одной феи, которая бы полюбила?
Теперь вздыхает Маб. Нежное прекрасное лицо её грустнеет.
— Была, — говорит она, — твоя прабабка. Она стала смертной и ушла в мир людей. Никто не знает, что с ней стало потом. Но поговаривают, что легенда о фее с топором имеет под собой весьма-таки реалистичную основу.
Да уж, невесело.
Маб наклоняется и целует меня в лоб:
— Спи, Айсель. Забудь о невзгодах. Да пребудут с тобой цветущие луга и пруды с нимфеями.
Голос её удаляется, пока не исчезает совсем, истончившись в ниточку. А меня подхватывает в свои объятия и кружит Сон.
Там хорошо, душисто, солнечно, полно смеха и цветения.
Оттуда нельзя возвращаться.
Слишком ярким и непереносимым станет контраст с реальностью.
Переворачиваюсь на другой бок и улыбаюсь: конечно же, все эти крысоры, беготня по тоннелям, ночные стычки — лишь сны, навеянные Маб.
Только кудесник реален.
Да, пусть будет так. Фея же я, в конце концов, и должна прогибать под себя изменчивый мир.
Но если ты не хочешь идти к реальности, она обязательно придёт к тебе сама и станет бесцеремонно трясти за плечо.
— Скорее вставай, пропащая, — оглушает реальность сонную меня голосом Злобинды. — Нас с тобой сильно хочет видеть Хмурус. И, кажется, он не в духе.
Несколько секунд сижу, покачиваясь туда-сюда, пытаясь понять, чего всё-таки от меня хотят. Не люблю принимать серьёзные решения спросонья. А решение послать Хмуруса и спать дальше — очень серьёзное. Оно должно как следует вызреть, сформироваться, вылупиться.
Но Злобинда меняет мои планы яростно и неотвратимо: она просто хватает меня, ставит вертикально, орёт в ухо:
— Соберись, тряпка!
Весьма действенно, надо сказать. Бодрит не хуже холодного душа. Всё остальное — ловкость волшебной палочки. Взмах, и вот я уже свежа, чарующа, прекрасна, как всегда.
Теперь мне любой Хмурус не страшен.
Кажется, появилось надёжное средство для мгновенного снятия чар королевы Маб — проорать в ухо.
В коридоре Злобинда берёт меня под руку и виновато тараторит:
— Когда ты пропала, мы тут все очень испугались. Вернее, больше всех испугался Хмурус, он целую поисковую операцию развернул. А я не вовремя разбудила Галета. Кстати, П.И.Л. сработал, — она нервно хихикает. Так вот, когда Хмурус увидел моего короля, пришёл в ярость, уволок бедолагу в лабораторию и чем-то там опоил. Слава волшебным силам, Галетик мой выжил, а Хмурус узнал о крысорах и понял, где тебя искать. Ни свет ни заря поднял всех, устроил экстренное собрание. Меня за тобой послал, сказал: уже у себя. Как знал!
Наверняка, знал. А вот не хочу знать — откуда, потому что тогда напрашиваются нехорошие мысли, что кто-то следит и подглядывает. Но, кажется, он снова в сговоре с кое-кем полосатым и хвостатым. Ибо Мурчелло уж точно имел представление, с чем имеет дело, хотя и усиленно делал вид, будто это не так.
Словом, к кабинету ректора я добираюсь в невесёлом, но взвинченном настроении. Ага, такое обычно провоцирует говорить глупости на повышенных тонах. Но я буду держаться.
В чёрном-чёрном кабинете ректора собрался весь преподавательский состав. И кого тут только нет: призраки, вампиры, гоблины, некроманты… В общем, весь цвет тьмы.
И я одна против них. Они смотрят на меня, как на чудовище. Хотя сами — один другого краше.
Хмурус сидит во главе стола, сложив пальцы домиком на уровне рта, и сверит меня своими непроницаемо-чёрными глазами.
Злобинде он кивает на её место проректора, а мне вновь даже не предлагает сесть.
И такое положение провинившейся студентки нервирует ещё больше.
— Знаете, по какому поводу мы собрались здесь? — начинает, наконец, Хмурус.
Я морщусь от яда в его голосе. Отвечаю, несколько раз глубоко вздохнув и относительно успокоившись:
— Думаю, речь идёт о моём внезапном исчезновении.
Хмурус кривит тонкие губы в ехидной ухмылке:
— Это так мило! — тянет он. — Вся академия носится и ищет одну не совсем умную феечку.
Прячу сжатые кулаки в складках платья.
Я не сорвусь. Выдержу. В конце концов, виновата.
— Вы полагаете нам тут всем больше заняться нечем?
— Но ведь я не знала…
Он поднимает ладонь вверх:
— Никаких оправданий. Просто признайте вину и сообщите коллегам, когда именно вы собирались рассказать им о крысорах.
Держаться! Быть вежливой. Виновата.
— Уважаемый господин ректор, я допустила ошибку, что не оповестила вас о надвигающейся угрозе. Но до недавнего времени я и сама не осознавала, с чем именно столкнулась.
Опускаю голову. Принимаю максимально невинный вид.
И Хмурус немного смягчается.
— И всё-таки, как только схватили крысу за хвост, надо было сообщить мне. Но… — тут он делает многозначительную паузу, — это не единственный повод сделать вам дисциплинарное взыскание.
Судорожно сглатываю. А он ликует. Вон как ухмыляется самодовольно, глаза блестят. Победитель!
Только мне вот одиноко, тоскливо и страшно. Слишком много тьмы против меня одной.
— А какой же ещё?
Честно сказать, даже представить боюсь. И, как оказывается, не зря. Потому что Хмурус на полном серьёзе выдаёт:
— Тлетворное влияние на моральный облик сотрудников академии.
Кажется, мне плохеет.
Я, светлая фея, растлеваю тёмных? Да сама сущность их магии порочна насквозь!
— И в чём, позвольте спросить, проявляется моё это так называемое «тлетворное влияние»?
По рядам собравшихся идут шушуканье и смешки. На меня бросают то сочувствующие, то насмешливые взгляды. Но я чувствую: зреет раскол, и что не все сотрудники на стороне своего начальника.
