— О, Великий-Страшно-Ужасный-Зверь, — патетически произносит он, — позвольте выразить вам благодарность за наше спасение от лица всех преподавателей и студентов. Никто, включая вас самого, не знает вашего истинного облика. И порой, когда вы являетесь нам в облике созданий жалких и никчёмных, вас бывает непросто распознать.
Ну да, это надо быть Хмурусом, чтобы даже в самую витиеватую лесть добавить яда.
Однако Мурчелло нынче в таком хорошем расположении духа, что проглатывает колкости, как неведомых зверюшек.
В общем, в здание академии его препровождают с почестями. Наглая полосатая морда, ничтоже сумняшеся, заселяется в мою комнату и заваливается на кровать. Нимсы — мелкие, безмолвные и безобидные существа с худеньким тельцем и лапками, но огромными глазами, опушёнными длинными ресницами, — показавшиеся сегодня впервые, — суетятся вокруг него: носят еду, расчёсывают шерсть, делают массаж.
Кажется, моё присутствие в комнате ничего не значит — внимания мне примерно столько же, как какому-нибудь предмету мебели.
Чтобы не раздражаться попусту, отвлекаюсь тем, что колдую разные виды пригласительных для Злобинды и Галета. Потом сами выберут, какие им больше по душе.
Подозреваю, направить сюда Мурчелло — это такая изощрённая месть Хмуруса. Вот только бы знать — за что? Неужели всё-таки узнал что-то про нас с кудесником? И, наверняка, у них сговор с котярой. Ведь и в логово крысоров тот не просто так заявился.
Наконец мяв-кун, сытый, счастливый и удовлетворённый, переворачивается на спину, выкатив солидно увеличившийся нежно-сиреневый живот, покрытый шелковистой шёрсткой.
— Айсель, Айсель, — бормочет он, складывая на груди лапы; змеехвост выползает из-под него, рассержено шипя, и, икнув, устраивается на плече, — скажи мявне, мявгу ли я тебе доверять, мур?
— Смотря что? — говорю, вставая из-за стола, заваленного открытками с приглашениями, и разминаю затёкшие крылышки. — Я, знаешь ли, на тебя слегка обижена за сегодня.
Эх, что-то мало летаю в последнее время. Всё больше сидячий образ жизни. Так и растолстеть недолго. Видала я портреты некоторых фей-крёстных, из-за которых у людей и сложилось неправильное представление о нас. Короче, там феи было настолько много, что крылышки при такой массе — атавизм.
Хотя Мурчелло вон совсем не худой, а крылья его носят.
Мяв-кун переворачивается на бок и подпирает рогатую голову лапой. Взгляд радужных глаз полон вселенской тоски.
— Тайна у меня есть, мяв, — признаётся он. — Ты умеешь хранить секреты?
Пожимаю плечами.
— Да вроде бы никто не жаловался.
— Тогда иди сюда, — подхожу, останавливаюсь около кровати. — Ближе! — мурлыкает он и манит когтем. Коготь поблёскивает в вечерних отсветах солнца, выглядит опасно и приближаться не располагает. Но я всё-таки подовигаюсь. — Наклонись! — подчиняюсь.
Он обхватывает мои щёки мягкими лапами и говорит в ухо:
— Я вовсе не побеждал крысоров, мы договорились. И вообще, никакой я не Зверь, просто… — он немного мнётся, но всё же решается досказать: — после переедания Ignotum bestia, меня теперь раздувает, и я взрываюсь. Этим, собственно, крысоров и напугал, мур…
Говорит, отстраняется и сникает. Водит лапкой по шёлковому покрывалу.
Да уж, герой! На печке с кочергой.
— Не выдашь? — он делает жалостливые умильные глазки.
— Нет, даже расскажу тебе свою тайну и попрошу помочь, — доверчиво улыбаюсь я.
Мяв-кун расплывается в коронной чеширской улыбке и усаживается поудобнее, готовясь слушать.
Беседы по душам он любит.
Вот только я не очень знаю, с чего начать. Немного мнусь и, наконец, решаюсь:
— В общем, он — кудесник. И сплошная загадка. Только такой специалист по слежке, как ты, Мурчелло, может вывести его на чистую воду.
— Мур, — гордо заявляет тот, — если вам нужно узнать нечто тайное и опасное, что-то взломать и куда-то пробраться, то лучшего специалиста просто не найти.
Бьём по рукам и обещаем друг другу хранить наши секреты.
Оставив Мурчелло, почивать на лаврах, вернее, спать на перине, я сгребаю пригласительные и отправляюсь к Злобинде.
Она сидит на кушетке, в синем платье с разрезом, в одной руке дымит тонкая сигарета, в другой — искрится бокал шампанского.
— Падай! — небрежно бросает она и указывает глазами на место рядом.
Ссыпаю приглашения на стол и сажусь.
— Будешь? — протягивает мне искрящийся напиток.
Принимаю бокал. Шампанское изысканное и лёгкое. Закусываем белым шоколадом.
— Галет ушёл, — вдруг говорит она, глубоко затягиваясь. По комнате разливается терпкий запах табака и вишни.
— От тебя? Совсем?
Давлюсь выпивкой и закашливаюсь.
— Нет. К парням… Это он так гоблина нашего называет и доктора-призрака, — она кривит губы. — Мальчишник устраивать.
— Ах, мальчишник! — ну а чего ещё ожидать, мужчины все одинаковы, даже если они крысы. — Тогда и мы с тобой давай! Девичник! Чем мы хуже?
— А ничем, — она вскакивает. — Не знаешь, что там по плану?
— Теоретически. Кажется, пижамная вечеринка, битва подушками…
— И погадать можно! — вставляет она идею в мой перечень.
— Погадать? Как? — интересуюсь.
— А с помощью зеркала и свечи. На суженного.
— Так у тебя же есть Галет?
— А мы тебе погадаем. Разве не хочешь знать, кто тебе предназначен судьбой? — последние слова она произносит на распев и подводит меня к большому стеклу в раме. — Рискнём?
— Это же магическое зеркало. Оно гарантирует чистоту эксперимента?
— Это моё магическое зеркало, — Злобинда делает акцент на слове моё, и зеркало заметно вздрагивает. — Оно приучено говорить правду.
Магический предмет срочно являет нам подобострастную физиономию, всем видом которой подтверждает правоту Злобиндиных слов.
— Даже если ему очень хочется сказать, что я «на свете всех милее, всех румяней и белее», оно скажет мне…
Она поворачивается к зеркалу и делает приглашающий жест рукой:
— … вы сегодня неважно выглядите, мадам, — тоном вышколенного швейцара отзывается магическое стекло.
— Потрясающе! — искреннее восхищаюсь я. — Дрессированное магозеркало!
— Так мы гадаем или нет? — щурится Злобинда.
Я киваю. Она наколдовывает свечи и зажигает их.
Стоять перед зеркалом со свечой и бормотать чушь вроде: «Суженый мой, ряженый, нагаданный, предсказанный, появись, покажись, в зеркальце отразись», — глупость несусветная.
Понятное дело, что ничего не происходит и не появляется.
