Удаётся сдержаться. Поэтому лишь возмущённо хмыкаю и задираю нос.
— Чариус, ну ты как ляпнешь!.. — рычаще смеётся Мурчелло, и змеехвост поддерживает его весёлым и ехидным шипением. — Мы просто решили, что и фея и Злоба — обе девушки, а значит, скорее друг с другом поладят. Вот и направили её к тебе, Айсель. А ещё ей нужен был кудесник, а ты бы защитила его. Так что вовсе не потому, что ты слабая.
Анатоль робко тянет руку:
— Я здесь не лишний? — жалобно спрашивает он.
— Молчи и слушай, — дуэтом рявкают на него Мурчелло и Хмурус. Анатоль вжимается в кресло и залпом выпивает стакан наливки.
Хорошо, что они взвинчены, значит, тоже чувствуют свою вину.
— Мы бы не бросили тебя, мур, — задним числом обещает мяв-кун, и взгляд у него такой, что не поверить в благость намерений просто невозможно.
Вздыхаю.
Ну, ничего, будет праздник и на моей улице. Непременно отыграюсь.
— Хорошо, — говорю, — со мной разобрались. Но как вы могли бросить там Чёрную Злобу? Она, наверное, уже подчинила себе всю академию…
— Неа, — мотает головой Мурчелло, — у неё не получится. Она сейчас «кот Шрёдингера».
Я слышала что-то об этом: кот, запертый в ящике с ядом. Пушистый бедняга одновременно и жив, и мёртв.
— То есть, вы её где-то заперли и ей там каждую минуту может угрожать смерть?
— Айсель, вам не нужно понимать, — заботливо произносит Хмурус. — А то летать не сможете.
Мурчелло прыскает:
— Представил: летит такая Айсель, летит, потом задумалась — летит она или просто машет крыльями в воздухе? И грохнулась. Вот такая квантовая физика.
— Не вижу ничего смешного, — передразниваю я, — и вы оба не ответили на мой вопрос: что стало с Чёрной Злобой?
— Тот кабинет — он не совсем настоящий. Она сама вошла в ловушку и нас оттуда выкинула.
— Она жива?
— А жив ли кот?
— Точно! — вдруг вскакивает с места Анатоль. — Это же стихи… Вы слышите, слышите ритм!..
Он мчится к столу, хватает лист бумаги и перо.
И только до одной меня доносится тихий серебристый смех. Заметная лишь мне, является Мелоди. Садится на край стола, трогает чуткими пальцами струны лиры…
Анатоль декламирует нараспев:
— Вероятности пляшут канкан на подмостках стен,
Мироздание нежится в узких зрачках кошачьих.
Ваша кошка, герр Шредингер, терпит невольный плен
И не плачет. Представьте себе, никогда не плачет.
[11]
— Музыка… Вы слышите музыку, Айсель, — Хмурус подходит ко мне и слегка кланяется: — Разрешите пригласить вас.
Танцев мне только не хватало. А хотя — почему бы и нет? Чем не способ сбросить напряжение сегодняшнего сумасшедшего дня?
Я встаю и вкладываю пальцы в твёрдую ладонь Хмуруса. Он уверенно и по-хозяйски обнимает меня за талию, и мы кружимся, кружимся…
— На просторах Вселенной мы всего лишь песчинки,
Но мерцаем во тьме мы, под улыбками звезд.
Мы сегодня танцуем. Фортепиано и скрипки
Нам играют сюиту радуг и слез.
И сегодня я в белом: так светиться сподручней.
Ну а ты — снова в черном, поглощаешь мой свет.
Этот танец давно уже нами изучен,
Все движенья знакомы — так в чем же секрет?
[12]
Читает Анатоль и, прикрыв глаза, танцует рядом с нами с незримой партнёршей.
Мелоди улыбается и подмигивает мне.
Вдруг Хмурус замирает, будто натолкнувшись на незримое препятствие. Какое-то время стоит, просто сжимая меня в объятиях. Потом отпускает, подбегает к столу, наливает себе полный бокал, выпивает до дна и выскакивает на балкон.
— Что это с ним? — с философским спокойствием интересуется Мурчелло. Он улёгся на спину на диване, и сейчас покачивает задней лапой в такт слышной только ему, мелодии. Видимо, у каждого из нас здесь свой вальс.
— Не знаю, — пожимаю плечами, — но пойду выясню.
Хмурус упирается руками в парапет и прячет пальцы в волосах. Есть в этом жесте что-то отчаянное, сломанное. Поэтому внутри всё сжимается в тугой узел жалости.
Подхожу, становлюсь рядом. Пальцы дрожат от желания коснуться, уже, было, протягиваю руку, но так и не решаюсь. Вопроса тоже не задаю. Просто стою сзади и молчу.
Он заговаривает первым:
— Раз сегодня вечер разоблачений, стихов и историй, то у меня тоже есть история. Об одном глупом студенте, что влюбился в фею. Хотите, расскажу.
Тут он оборачивает и смотрит на меня пристально. Под этим взглядом становится не по себе.
Поэтому я киваю и бормочу:
— Да, конечно, расскажите…
Он ведь предложил сам, почему я должна отказываться?
Глава 32, в которой я не знаю, что…
Начинает он не сразу. Молчит, смотрит вдаль. Потом предлагает присесть на небольшую плетёную тахту с пёстрыми подушками.
— История будет длинной.
Мы садимся и стараемся отодвинуться друг от друга как можно дальше. От вынужденной близости неловко обоим.
Задираю голову вверх, прикрываю глаза, подставляю лицо ветру. Он укутывает меня шлейфом цветочных ароматов, баюкает нежными касаниями, чарует музыкой природы…
— Жил-был мальчишка…
У Хмуруса, оказывается, очень приятный голос — глубокий, бархатный, немного усталый. Слушать — одно удовольствие.
Хмурус выдёргивает соломинку из тахты, складывает её в несколько раз, ломая на сгибах, и продолжает:
— Он рано осиротел. Тогда дальний родственник, потомственный зельевар и преподаватель Академии Тёмного Колдовства, взял мальчика к себе. Ребёнок воспитывался среди колб, реторт и книг. Рано выучился читать и буквально не расставался с книгами. Рос хмурым и необщительным, да ещё и занудой к тому же. Сверстники недолюбливали его. Он платил им взаимностью: считал глупыми и плоскими. Впрочем эти противные мальчишки и девчонки охотно пользовались его знаниями, когда нужно было выполнить домашнее задание…
— … Чариус, поможешь с домашкой? — синеглазая колдунья хлопает длинными ресницами. Она хороша, и мальчика окатывает жаркая волна, когда девочка осторожно касается его руки. — «Основы боевого колдовства» совсем мне не заходят.
Он растерян и дезориентирован. Ведь задание — практическое. Раньше задавали рефераты, а это куда проще. Для синеглазой красавицы он бы мог легко написать с десяток рефератов.
