И, видя, что возмущенно вскинувшийся контрразведчик собирается возразить, торопливо добавил:
– …И электронным носителем особо секретной информации государственной важности, понятное дело! Как пользоваться планшетом, тебе сейчас товарищ лейтенант покажет. Согласен?
– В тылу, что ль, отсиживаться предлагаешь? – мрачно буркнул лейтенант госбезопасности, хотя по глазам было видно, что для себя он все уже решил, едва услышав про «носитель секретной информации».
– Не в тылу, а в боевом прикрытии, – весомо поправил его Степанов. – Мало ли, как бой пойдет. Володь, ты не против? Я правильно изложил?
– Пойдет, планшет мне в бою особо не нужен. Так что не против.
– Ну, вот и порешили, – облегченно выдохнул десантник. – Все, теперь всем спать, завтра вставать затемно и десять верст ножками по буреломам топать. А потом еще и историю менять…
До места добрались несколько позже, чем планировалось. Подходы к Борисову оказались буквально запружены немецкими войсками, особенно дороги – складывалось полное впечатление, что тут скопились едва ли не все наличные силы танковой дивизии. Глупости, конечно, наступали немцы не только здесь, но ощущение было именно таким: «Уж больно их много, мать твою!» По всем хоть сколь-нибудь проходимым грунтовкам, не говоря уж про шоссированные дороги, двигалась бронетехника и автомобили; нескончаемые, казалось, колонны пехоты шли вдоль обочин, а порой и по лесу. Пока не видимые фашистами разведчики Локтева, растрачивая драгоценные заряды батарей бронекомплектов, разрядившиеся уже больше чем на тридцать процентов, нашли подходящую позицию в разрушенном промышленном секторе, откуда все переправы виднелись как на ладони, и ничего не могло помешать ведению прицельного огня, прошло почти три часа.
Некоторое время ушло на размещение бойцов по огневым позициям и обсуждение плана отхода «на исходную», где должен был дожидаться Батищев с девушкой и электронным планшетом, пользованию которым контрразведчик уже вполне обучился. На случай же, если возникнет вероятность попадания прибора в руки противника, Ивану Михайловичу оставили пару штурмовых гранат. Леха поначалу попытался было воспротивиться, мол, доступ к хитрому прибору заблокирован настолько надежно, что фрицам его и за сто лет не взломать, однако Локтев неожиданно проявил твердость. Да и особист его всецело поддержал, угрюмо сообщив:
– Сержант, не в бирюльки играем. Если ЭТО к фашисту попадет – ты хоть осознаешь, что может произойти?! Катастрофа куда почище той, что сейчас на фронте творится! А за девчонку свою не переживай, я ж все понимаю, не чурбан какой. Случись что, не станет она мучиться, и снова к ним в плен не попадет, слово коммуниста даю. Мы с ней легко уйдем, даже и не почувствуем ничего…
Спорить Степанов не стал, мысленно признав, что и на самом деле не прав. Как бы патетично ни звучало, все их жизни сейчас ровным счетом ничего не значат – в отличие от той информации, что записана в памяти будущанского прибора. И которая, так уж выходит, способна полностью изменить ход Великой Отечественной – и, очень даже может быть, всего послевоенного мироустройства. Ну, если им на самом верху поверят, разумеется!
Хотя, с другой стороны, припоминая сказанное накануне самим Батищевым: «попробуй им не поверить»…
* * *
Протиснувшись в щерящийся битым кирпичом пролом, десантник первым делом метнулся к выходящему на взорванный автомобильный мост окну. Установив на усыпанном щепой от расколотых ударной волной рам и ломаной штукатуркой узком подоконнике пулеметные сошки, быстро огляделся. Неплохая позиция, стены толстые, пулю и осколок удержат, и стрелять удобно: оконный проем расположен достаточно высоко, можно вести огонь стоя. Взглянул в небо – идущие тремя тройками вражеские самолеты, видимо, получив с земли указание, перестраивались в боевой ордер, вытягиваясь в колонну. Значит, готовятся к пикированию, собираясь заходить на цель один за другим, словно в виденной на просторах Интернета черно-белой кинохронике. Ну, барабан вам на шею, флаг в руки и ветер в спину. Сейчас огребете по полной.
С восточного берега неожиданно донеслось приглушенное расстоянием размеренное «пах-пах-пах» скорострельных автоматов, и в небе тут же пыхнули облачка разрывов. Следом потянулись отрывистые строчки пулеметных трассеров – видимо, вступили в бой установки счетверенных «максимов». Ага, вот и зенитчики 1-й Московской дивизии себя показали. Что ж так долго-то тянули? Не ожидали авианалета? Зря, коль так, у фашиста с этим туго, авиаподдержку вызывает при первой же возможности – и прилетают те быстро. Хотя, скорее всего, дело не в этом: местные пэвэошники просто ждали, пока противник обозначит цель авиаудара, поскольку основная задача зенитного прикрытии не столько сбить вражеский самолет, в который попробуй-ка еще попади, сколько сорвать его маневр, заставляя неприцельно сбросить бомбы. Особого эффекта это не возымело: гитлеровские пилоты прекрасно знали, что попасть в маневрирующий самолет, к тому же набравший максимальную скорость, крайне непросто, поэтому продолжили атаку.
И в этот момент в бой вступили бойцы старлея Локтева. Примерно так, как Степанов и предполагал: спецназовцы позволили первой тройке свалиться в пике, после чего навстречу разогнавшимся «восемьдесят седьмым» рванулись практически незаметные в безоблачном утреннем небе всполохи энергетических импульсов. Собственно, Леха их и не увидел – до того момента, пока первые два пикировщика вдруг не расплылись уродливыми огненно-черными кляксами воздушных взрывов, обрамленных клочьями разлетающегося дюраля. Судя по впечатляющему эффекту, плазмоиды попали в подвешенные под крыльями и фюзеляжем бомбы, иначе с чего б их так разнесло-то? Вряд ли специально, скорее всего, такую точность даже СУО не обеспечит, просто так совпало. А вот третьему прилетело в брызнувший обломками двигатель: мгновенно превратившаяся в огненный болид «штука», даже не попытавшись отвернуть, на полной скорости воткнулась в прибрежные камыши, подняв высоченный фонтан воды и ила, спустя миг сменившийся черно-рыжим грибом мощного взрыва. Оторванная плоскость с трафаретным Balkenkreuz, описав пологую дугу, шлепнулась, раскидывая брызги, чуть ли не посередине реки.
Идущая следом вторая тройка уже ничего не могла изменить – пилоты выпустили воздушные тормоза и прибрали газ, брюхом кверху сваливая машины в крутое пике. Разумеется, они видели, что произошло с камрадами, но самолеты, врубив сирены, уже неслись к земле, стремительно теряя высоту и набирая максимальную скорость. И, в точности как и предшественники, внезапно перестали существовать, напоровшись на выстрелы плазменных винтовок. Еще один разлапистый взрыв, осыпавший дымными хвостами едва успокоившуюся после уничтожения переправ воду. Пикирующему следом «восемьдесят седьмому» плазмоид попал в основание правого крыла, пробороздив пышущую жаром пробоину поперек фюзеляжа и убив стрелка-радиста. В первый момент пилот даже не понял, что произошло, но в момент выхода из пике плоскость отлетела в сторону, самолет крутануло вокруг оси и несколькими секундами спустя впечатало в берег. Взрыв!
Третий успел отбомбиться, но в нижней точке траектории, когда управление взял на себя автомат выхода из пикирования и выравнивания машины, а на пилота навалилась шестикратная перегрузка, в «юнкерс» попало сразу два энергетических импульса. Взорвавшийся бензобак превратил бомбардировщик в огненный шар, спустя мгновение рассыпавшийся гроздью разнокалиберных обломков над кипящей Березиной.
