– Ты о чем?
– Да о течении времени, о чем же еще! Я вот подумал, коль уж мы тут целый параллельный мир замутили, вовсе не факт, что время в обеих реальностях течет с одинаковой скоростью. Проведешь там с полчасика, а нам жди тут тебя аж до самой победы! Хотя лучше, понятное дело, если наоборот…
– Очень смешно… – напрягся Локтев. – Ты что, серьезно?
– Да откуда ж мне знать? Писатели подобное допускают, но фантасты – они ж такие фантасты, что фиг их без поллитры поймешь… ладно, не бери в голову, тарщ старший лейтенант, иди уж. Разберемся.
Осторожно погрузив высоко поднятую ногу в заволновавшуюся переливчатую поверхность, старлей на миг замер – и решительно шагнул вперед, мгновенно пропав по ту сторону плоского «мыльного пузыря», по поверхности которого пошли короткие, сразу же затихающие волны. Еще мгновение – и все успокоилось.
Несколько раз ошарашенно сморгнув, Борисов подергал товарища за рукав:
– Леш, а это сейчас чего было? Он что, уже там, в будущем? Р-раз – и готово?
– Надеюсь, что да, – кивнул десантник.
И с абсолютно серьезным выражением лица – настроение отчего-то внезапно улучшилось – добавил:
– Вась, ты только это, близко не подходи! То, что товарищ старший лейтенант про напряженность поля сказал – фигня. Вот только я одну кинофильму глядел, жаль названия не помню, так там как раз из такой дырки вдруг кэ-эк поперли чудища инопланетные! Жуткие такие, аж мороз по коже! На помесь рака со скорпионом похожие. И всех, кто рядом находился, в два счета схарчили, даже костей не осталось! Одни только подметки от сапогов… ну, в смысле, сапог, остались. Да и те не сожрали лишь потому, что воняли сильно.
– Иди ты… – Летун инстинктивно отпрянул, на чистых рефлексах перекидывая под руку автомат. Услышав гогот космодесантников – на этот раз даже Савушкина не удержалась от смеха, да и контрразведчик не сдержал улыбку, – обиженно насупился:
– Обещал ведь юморить поменьше… а еще друг называется!
– Да друг, друг, – успокаивающе похлопал Леха по плечу товарища. И добавил противным голосом, пародируя Весельчака Ю из старого советского мультика:
– Уж и пошутить нельзя. Да все, Вась, расслабься! Нет никаких чудищ. Все чудища сейчас вон там остались, за речкой. Фрицами зовутся. Правда, есть одно и среди нас, но оно сейчас тихое, поскольку руки связаны и жить хочет аж со страшной силой. Верно говорю, хер майор? Как там по-вашему, натюрлих? Ферштейн, майне кляйне, хальт, хенде-хох?
Сидящий на земле возле контрразведчика Ланге, хоть практически ничего и не понял, на всякий случай энергично закивал, выдавив из себя кислую улыбку. Прикосновение к очередному технологическому чуду добило абверовца окончательно. Рудольф был морально подавлен. Скудных знаний языка хватило, чтобы понять, что, шагнув внутрь этого непонятного мутного круга, можно мгновенно преодолеть уйму лет, оказавшись в нереально далеком будущем. А потом столь же просто вернуться обратно. В отличие от Батищева с пилотом, узнававших поразительную информацию постепенно и дозированно (если не считать, конечно, излишне эффектного появления спецназовцев при их первой встрече), он слишком уж много узнал и увидел буквально за несколько часов. И оттого ощущал себя сейчас, мягко говоря… сложно. Хотелось спокойно обдумать и проанализировать поистине бесценные сведения, но перегруженный мозг просто отказывался нормально работать. Кроме того, все больше и больше хотелось есть: после скудного завтрака во рту Ланге не было, как говорят русские, makovoi rosinki. И вовсе не факт, что его собираются кормить…
– Товарищ младший лейтенант, – обратился десантник к младлею Прохорову, оставшемуся старшим в группе. – Витя, может, мы это, перекусим малехо? Пайки вроде бы имеются, командир вон чуть ли не на трое суток обещал харч растянуть. Жрать охота. Или есть моральные препятствия к принятию подобного решения? Могу тогда к товарищу лейтенанту госбезопасности обратиться, он номинально старше всех.
– Никаких, – напряженно кивнул космодесантник, не приняв шутливого тона. На этот раз смешливых искорок в глубине серых глаз видно не было даже в помине. – Можно. Сейчас поделим на всех.
Алексей понимающе хмыкнул про себя: понятное дело, переживает, как там их судьбу решат. Ну и нашу заодно. Вдруг сейчас из портала полезут такие же, только в броне покруче да с какими-нибудь супер-пупер-транглюкаторами-дезинтеграторами, от которых уж вовсе ничего не спасет? И как им тогда поступать? По уставу – или по душе? Переживают мужики, как все сложится – а то б он сам в подобной ситуации не переживал! Вот, к примеру, проваливается он со своими братишками-десантами в полном обвесе да с оружием в какой-нибудь тыща восемьсот двенадцатый, и со страшной силой мочит всяких там французских евроинтеграторов первой волны, помогая нашим. Штабы, там, выбивают, тыловиков громят, вот-вот самого Наполеона в плен возьмут. Хорошо так мочит, уж и Москву палить не нужно, и Бородинская битва под вопросом. Нет, сначала, понятно, шок: «А-а-а, все пропало, мы все погибнем!» Хорошо, если спиртяга найдется, или что там тогда пили? Но потом втягиваются – нужно ж предкам помочь, чай, не чужие! И тут – р-раз! – и хронопортал нарисовался: мол, возвращайтесь живенько, приказ такой! А не послушаете, так силой обратно затащим, а товарищей, что с вами плечом к плечу сражались, гусаров там каких, или уланов (чем они отличаются друг от друга, Леха понятия не имел, хоть и смотрел какой-то старый советский фильм, в котором еще одна девчонка в мужика переодевалась, чтобы на войну попасть) во избежание изменения исторической реальности придется того, подчистить. Ну, или не подчистить, поскольку это тоже может на ход событий повлиять, а просто оставить без подмоги во вражьем тылу. И как бы он в подобной ситуации поступил? А товарищи его? Вот то-то же…
Еще в прошлый раз вполне освоившийся с иновременными пищевыми рационами, Леха «разогрел», сильно сжав в ладони и выждав положенные полминуты, брикет для Ирки, а затем и для пленного. На сей раз это оказалась не рисовая, а гречневая каша, понятное дело, тоже с мясом и специями. Но тоже достаточно вкусная, кстати. Остальные – Батищев с Борисовым – справились сами.
Наклонившись над абверовцем, десантник протянул уже ничему не удивляющемуся гитлеровцу вскрытую упаковку:
– Как там это, битте, короче! Держи, фриц, вкусно, гут! – и на всякий случай звучно почмокал губами, словно разговаривая с дикарем-аборигеном. – Ням-ням! Ах да, погоди секунду, сейчас руки развяжу, не с ложечки ж тебя кормить.
– Danke! Спасьибо, ньемношко поньимать. Кушайт, та?
– Кушайт, кушайт, – согласился тот. – Как говорится в приличных домах Лондона и Жмеринки, кушайте – не обляпайтесь. Михалыч, скажи ему, что нужно откусывать помаленьку и тщательно пережевывать, чтобы лучше насытиться. И чтобы без глупостей себя вел, пока руки свободны.
Брикет невыносимо аппетитно пахнущей горячей каши Рудольф не проглотил одним махом лишь благодаря вбитой с детства привычке принимать пищу прилично – и предупреждению русского контрразведчика, пришедшемуся вполне к месту. Зато кофе, горячий и восхитительно сладкий, пил уже не торопясь, анализируя несколько необычный вкус и незаметно ощупывая и оглаживая стаканчик из тонкого, словно папиросная бумага, но одновременно достаточно жесткого пластика. Тот факт, что сейчас он вот уже во второй раз в жизни держит в руках продукт потрясающих, немыслимых технологий (первым был, понятно, навсегда потерянный для него «мини-телевизор»), заставлял Ланге чуточку грустно улыбаться.
