Глаза Сейи были полны слез, но и это не изменило ничего.
– Арам, – сказала она, – я понимаю: ты злишься и перепуган…
– Вовсе я не перепуган, – пришлось ответить Араму.
– Конечно же, перепуган. Мы просим – велим тебе покинуть все, что тебе знакомо, и отправиться в неизвестность. Кто бы тут не испугался?
Арам обжег ее гневным взглядом, но промолчал.
– Но это нужно сделать, иначе ты так и не поймешь самого себя. Тебе нужно отправиться в путешествие, чтобы познать самого себя – свое сходство с Грейдоном Торном…
– Между нами нет никакого сходства!
– Ох, Арам, ты с каждым днем все больше и больше похож на него. Знай я, что ты сам видишь это, я бы позволила тебе остаться.
– Прекрасно. Я вижу это.
Мать улыбнулась сквозь слезы.
– Умница. Неплохо придумано. Но ты должен вновь открыть ему свое сердце. Знаю, он сделал больно и тебе и мне. Но, чтобы разобраться в себе, ты должен разобраться в нем. Еще тебе нужно увидеть Азерот – раскрыть свой ум и сердце перед неизведанным, перед иными народами и их обычаями. Только после этого ты сможешь решить, вправду ли твой дом – здесь, в Приозерье. А еще тебе нужно…
Но тут она замолчала.
– Что мне еще нужно?
– А это ты узнаешь сам. Со временем.
– И много ли нужно времени?
– Год. А после этого, если захочешь вернуться домой…
– Я вообще не хочу уходить! Конечно же, я захочу вернуться!
– Через год ты сможешь вернуться домой.
За этим последовали недолгие сборы и долгие проводы. Похоже, Робертсон был зол не меньше, чем Арам. За завтраком он даже швырнул в голову Грейдона чашкой. Конечно, это ничему не помогло, но хотя бы вызвало улыбку на лице Арама.
После этого Грейдон ушел ждать его снаружи.
Селия была безутешна. Чем больше она плакала, тем больше плакала мать. Даже Чумаз завыл.
В конце концов, Робб Глэйд поднял походный мешок Арама и вывел мальчика из дому.
Грейдон, изо всех сил старавшийся скрыть радость, стоял на перекрестке в дюжине ярдов от крыльца.
Присев перед Арамом, Робб принялся поправлять его свитер.
– Только не растрачивай следующий год на пустое упрямство, – сказал он. – На злость, на обиду и всякое такое. Любой из моих сыновей прекрасно понимает: нельзя вот так позволять своему огню умереть от голода. Чтобы жар кузнечного горна мог плавить железо, горну нужна пища. Чтобы железо обрело силу, горн должен гореть. Хочешь стать сильным – корми свой огонь всем, чем только сможешь. Понимаешь?
Арам подумал, что прекрасно понимает Робба, но мрачно ответил:
– Нет.
– Ладно. Пожалуй, не стану винить тебя, если ты погасишь свой горн на денек. Но завтра, с рассветом, как только откроешь глаза, подбрось уголька и накорми свой огонь, Арам.
Сморгнув наворачивавшиеся на глаза слезы, силач-кузнец нежно – впрочем, не слишком-то нежно – ткнул мальчика кулаком в плечо. Резко поднявшись на ноги, он ушел в дом и затворил за собой дверь.
Оставив Арамара Торна наедине с его новым капитаном…
Мурчаль
Не сводя глаз с Мурчаля, Арам набросал в блокноте гигантские зрачки его огромных глаз.
– Урум? – поторопил его Мурчаль.
– Хочешь послушать мою историю…
– Мргле.
Арам покосился на Макасу, внимательно глядевшую на него. Поразмыслив, он заговорил:
– Мы с Макасой плыли на корабле. На нас напали пираты. Все погибли. Нам удалось бежать. Вот и вся моя история.
Мурчаль явно не удовлетворился его рассказом. Похоже, им не удовлетворилась даже Макаса. Но Арам решил, что сегодня «Уруму» сказать больше нечего. Закончив рисунок, он закрыл блокнот, повернулся набок и попытался поскорее уснуть.
Олень, не сводивший с них мерцающих серебристых глаз, слышал все. Услышанное возбудило в нем любопытство.
Но питомица Затры не видела и не слышала ничего. Едва заметив Арама и его спутников, сидевших у костра, Быстролапка развернулась и помчалась обратно, к Затре и остальным Сокрытым.
Глава девятнадцатая
Главное
К утру настроение Макасы заметно поднялось. Она любезно поблагодарила Мурчаля за лосося и даже пожелала ему всего хорошего на прощание.
Но Мурчаль обиделся до глубины души.
– Нк, нк. Мурчаль мрргггрл мммргл ммгр Мркса, Урум, мргле?
Арам улыбнулся.
– Думаю, он хочет пойти с нами.
– Что? Нет! Ни под каким видом!
– Почему?
– Довольно с меня и того, что я прикрываю твою жалкую спину. Лишний рот нам совсем ни к чему – тем более, что мы даже не понимаем его!
– Я уже немного понимаю.
– Не это главное, – буркнула Макаса.
– А что же?
– Что? Что?! – заорала Макаса. Ее крик был достаточно дурным признаком. Однако крик тут же перешел в шепот, и это показалось Араму еще хуже. – Главное в том, что капитан Торн погиб. Вся команда погибла. Эти земли кишат ограми и ядовитыми змеями, и здесь нечего есть. Мы заблудились и, вероятно, обречены. Я все еще в долгу перед твоим отцом – пусть даже он мертв, я навеки обязана ему жизнью – и вернуть этот долг становится труднее с каждой уходящей минутой. Я не вынесу, Арам. Я не могу взять на себя ответственность еще и за него. Клянусь, я уже на пределе. Вот что главное.
Макаса сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза.
– Пойми главное, – говорил Грейдон. – Дом – это не просто место, где живешь. В первую очередь это – люди, с которыми ты связал свою жизнь. Это семья. Только так, и никак иначе. А семьи бывают разными…
И тут Арам сделал нечто странное. Нечто импульсивное и искреннее, но крайне странное для любого, кто знал его и Макасу или хоть раз видел их вместе. Он обнял ее. Обхватил ее руками – вместе с цепью, гарпуном и щитом – и крепко-крепко обнял. Макаса окаменела. Но мало-помалу ее опущенные вдоль тела руки поднялись вверх, она тоже обняла Арама и прижалась щекой к его макушке со звуком, подозрительно похожим на вздох.
«Мы оба любили его», – подумал Арам.
Даже без слов было ясно, что и Макасе пришло в голову то же самое. В кои-то веки каждый из них знал, о чем думает другой: они, брат и сестра, горевали о погибшем отце.
