Из донесения Гейдена Николаю I о Наварине: «…Командир французского корабля “Бреславль”, заняв невыгодную при начале сражения позицию и усмотрев, что корабль “Азов” весьма много терпит от неприятеля, сражаясь в одно время против 5 военных судов, и почти не наносит им никакого вреда, немедленно обрубил свой канат и занял позицию между “Азовом” и английским кораблем “Альбионом”, чрез что некоторым образом облегчил наше положение. “Азов”, со своей стороны, тогда как сам был окружен турками, много помог английскому адмиралу, который сражался с 80-пушечным кораблем под флагом Мухарем-бея, и, когда сей последний, по причине перебитого у него шпринга, повернулся к “Азову” кормою, то 14 орудий на левом борту были немедленно отделены для действия против сего корабля и действовали с таким успехом, что через 1/2 часа разбили ему всю корму и, когда в констапельской каюте сделался пожар, и турки употребляли все усилия, чтобы погасить возгорание, сильный картечный огонь с “Азова” сему воспрепятствовал, турецкий корабль вскоре обнялся пламенем и, наконец, взорван на воздух; между тем один из английских бригов, который много в сражении потерпел и потерял свои якоря, взят на бакштов капитаном Хрущовым, командиром фрегата “Константин”, и чрез то в продолжение целой ночи сохранен от всякого вреда».
«Казалось, весь ад развернулся перед нами, – писал позднее об этих минутах лейтенант Павел Нахимов. – Не было места, куда бы не сыпались книпели, ядра и картечь. И ежели бы турки не били нас очень много по рангоуту, а били в корпус, то я смело уверен, что у нас не осталось бы и половины команды. Надо было драться именно с особым мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль нашего борта (в чем нам отдают справедливость наши союзники)… О, любезный друг, кровопролитнее и губительнее сражения едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что при Абукире и Трафальгаре ничего подобного не было».
* * *
Вторым в колонне русских кораблей шел 74-пушечный «Гангут». Ему досталось еще на подходе к бухте. В беспросветном дыму «Гангут» несколько отстал от передового «Азова» и растянул линию. Из-за этого он упустил ветер, заштилел, и смог только через час прийти на свое место. Став на якорь, линейный корабль открыл огонь батареями правого борта сразу по трем турецким фрегатам. Турки отвечали полновесно и точно. Позднее один из офицеров корабля вспоминал, что их корабль буквально засыпало ядрами и горящими головнями. Бились на равных, и «Гангуту» доставалось изрядно, пока стоящий впереди него «Иезекиль» не подтянулся на якоре ближе к нему. Положение «Гангута» сразу улучшилось. Теперь они били по туркам вместе.
– Вдвоем и батьку лупить сподручней! – пошутил по этому поводу обычно немногословный Авинов.
Густой дым над всей бухтой мешал видеть, что делается даже у соседа, и каждый по этой причине был вынужден драться в одиночку, догадываясь лишь по интенсивности залпов об общем положении дел.
Залп… За ним еще и еще… Корабль, окутавшись черной копотью, изрыгает из себя с грохотом тугие снопы пламени. Где-то невдалеке надсадно закричали люди – значит, залп лег точно!
Из воспоминаний участника боя: «…Положение англичан переменилось, противники их начали слабее и слабее действовать, и господин Кодрингтон, коему помог наш адмирал, сокрушив капитан-бея, сокрушил и Могарема, корабль первого, пронесясь по линии, брошен на мель, а второго сгорел, суда которой и третьей линии, бившие “Азию” с носу и кормы, – потоплены. Но зато “Азов” обратил на себя общее внимание врага, ярою злобою против его кипевшего, не только ядра, картечь, книпели, пули и брандскугели, но даже обломки железа, гвозди и ножи, кои турки в бешенстве клали в пушки, сыпались на него с одного корабля, пяти двухдечных фрегатов, бивших его в корму и в нос, и многих судов второй и третьей линий. Корабль загорался, пробоины увеличивались, рангоут валился.
Его сиятельство граф Гейден, находясь на юте во все время сего страшного сражения с веселым челом и совершенно спокойным духом, великим людям свойственным, наблюдал действия эскадры и противоборство многочисленного, вчетверо сильнейшего неприятеля, предупреждая и отвращая все его дерзкие предприятия, с душевным удовольствием примечал ослабевающую силу оного, но сердечно скорбел о потере достойных воинов своих. Храбрый и опытный капитан Лазарев 2-й, находясь попеременно в разных местах корабля своего, управлял оным с хладнокровием, отличным искусством и примерным мужеством, ободряя личным присутствием твердость и храбрость нижних чинов, и искусно направляя действие артиллерии, ускорял разрушение сил оттоманских, и Тагир-паша, на сем фланге начальствовавший, опасаясь потопления избитого фрегата своего, с поспешностью перешел на другой. Когда же приспели к местам своим “Гангут”, “Иезекиль”, “Александр Невский” и “Бреславль”, когда полетели и их ядра на вражеские корабли, тогда “Азов” мало-помалу начал выходить из страшного аду, в коем он находился. 24 убитых, 67 раненых, избитый такелаж, паруса, а в особенности рангоут и более 180 пробоин кроме 7 подводных доказывают истину сказанного.
Турки вообще целили по рангоуту, что было бы полезно, если бы сражались под парусами, напротив, союзники метили, как и быть должно, по корпусам, разрушая кои, били у них много людей. Мачты корабля “Азов” были так избиты, что на пути в Мальту, имея фальшивое вооружение, он с великою опасностью нес нижние паруса.
Капитан-лейтенанта Баранов был в сей геройской битве действительным помощником капитана своего господина Лазарева и показал особенное присутствие духа, он исполнял с быстротою и точностью все его приказания и направляя корабль, как дело того требовало, равнодушно распоряжался действиями и управлением оного, и когда из правой его руки вырвало картечью рупор, то господин Баранов, невзирая на боль, контузиею причиненную, с стоической твердостью и необыкновенным хладнокровием, взяв другой в левую руку, спокойно продолжал делать зависящие от него распоряжения.
Рассматривая положение кораблей “Азов” и “Азия”, нетрудно решить, кто из них находился в большей опасности, и сэру Кодрингтону или графу Гейдену принадлежит победный дня сего венец. Здесь, кстати сказать, что когда у корабля капитан-бея “Азия” перебило шпринг, тогда он повернулся к “Азову” кормою, граф, увидя сие, приказал громить его в оную из 14 орудий, когда же он по причине перебитых каналов своих, пошел за “Альбионом”, с другим 76-пушечным кораблем, с сим последним с начала сражения дравшимся, по которому “Азов” весьма сильно действовал, и там оба остановились на якорях, тогда будучи не в состоянии сопротивляться долее, а особенно когда у него в констапельской сделался пожар, и сильные картечные выстрелы “Азова” не дозволили гасить оный, тогда яростию дышущие оттоманы, отрубив канаты, устремились среди гибельного положения своего, в злом намерении сцепиться с кораблем “Азов” и сжечь его, но встретив сильную и необоримую преграду в его ядрах и картечах, часть экипажа оного бросилась на гребные суда, а другие, подняв торопливо фор-стеньги-стаксель, спустились под оным на берег. Пламя указывало путь его к оному.
Кроме сего корабля, адмирал наш потопил два большие 50-пушечные фрегата, два корвета второй линии со всеми бывшими на них разноплеменными народами и истребил фрегат Тагир-паши, убивши и ранивши на оном из числа 600 около 500 человек. Паша, сие рассказывавший, видя его наполненный трупами и боясь утонуть на оном, перешел на другой, но вскоре и оттуда должен был спасаться и остальное время до рассвета провел на островке.
