С одной стороны, буквально в десятках саженей от «Азова», – мыс Рикесом, с другой – знаменитый форт Сант-Эльма. Над фортом клубы дыма ответного салюта. Меж мысом и фортом вход в Большую гавань, где на горах раскинута сама Ла-Валетта. В гавани тесно от множества мелких судов. Лазарев нервно глянул на развевающиеся вымпела. Дул свежий норд-ост, именуемый по здешнему «грегамом». «Азов» осторожно входил в узкий пролив, ведя за собой остальных. Лазарев весь обратился в глаза.
В закрытых водах судно, идущее в фордевинд, всегда почему-то с дурацким упорством движется вперед, как бы ты ни уменьшал площадь парусов. А потому капитану необходимо особенно точно рассчитать время приведения к ветру, время, когда следует взять паруса на гитовы и бросить якорь. Плавание в закрытой воде – это высочайшее из морских искусств! Лазарев понимал, что с берега за движением «Азова» придирчиво следят тысячи профессионалов, от которых не укроется даже самая малейшая оплошность. Для них ты можешь быть трижды героем самых жестоких сражений, но неряшливого и неуклюжего маневра они все равно никогда не простят! У моряков свои законы и свои критерии уважения соратников по морской стезе. Так было, так есть и так будет всегда!
…Когда израненный «Азов» бросил якорь, с берега донеслись бурные аплодисменты и крики «браво», бывшие для Лазарева, да и для всех азовцев, лучшей наградой.
Наши моряки осматривались по сторонам. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что закрытая от всех ветров Ла-валеттская гавань чрезвычайно удобна для стоянки судов и отдыха их команд.
– Господа! Обратите внимание на бастионную террасу! – обратился к столпившимся у фальшборта товарищам Володя Корнилов. – Вон-вон, левее!
С террасы приветственно махали платочками дамы. Едва эскадры бросили якоря в прозрачные воды Ла-Валетты, как у трапов появились шлюпки. В них важно восседали румяные портовые чиновники. На борт кодингтоновской «Азии» поднялся карантинный директор Джон Грейг.
– Пятнадцать суток без берега! – объявил он безапелляционно вице-адмиралу. – Причина, надеюсь, понятна – вы прибыли из порта, где свирепствует чума! Для стоянки вам определена отдаленная гавань Марса-Мушето.
Кодрингтон лишь удрученно развел руками. Кому, как не ему, было известно, что карантинный закон беспощаден ко всем, вне зависимости от чинов и заслуг.
Запрещение съезда на берег восторгов у наваринцев не вызвало. Но если наши держались сдержанно (кто их, англичан, знает, что у них тут за порядки!), то английские матросы бушевали, переворачивая медные бачки с опостылевшей похлебкой-потажем.
– Сэр, – докладывали Кодрингтону его капитаны, – фитиль уже зажжен и вот-вот грянет взрыв!
И Кодрингтон нашел достойный выход. Он вновь вызвал к себе карантинного директора.
– Согласно всем существующим законам, время изоляции считается с момента оставления подозрительного порта. Мы покинули Наварин четырнадцать суток назад, и значит, вне берега нам осталось пребывать всего лишь сутки! – заявил он директору Грейгу.
Посоветовавшись со своими чиновниками, директор нехотя согласился.
Тем временем на рейд уже входили передовые французские суда: линейный корабль «Бреславль» и рассыльная шхуна. Теперь уже экзамен по входу в Ла-валеттскую гавань держал храбрый Ла-Бретоньер. И он сорвал свои заслуженные аплодисменты!
Утром следующего дня российские суда окружили местные гребные баркасы и отбуксировали их в глубь гавани к швартовым бочкам. Вот наконец застыл, заведя канат, последний из наших – «Александр Невский». И тогда начались салюты. Крепость и форты палили двадцать одним залпом, гарнизон стрелял в воздух из ружей троекратно. В ответ заволокло пороховым дымом порты вернувшихся из Наварина судов. Вначале залпировали англичане, затем наши и наконец французы. Из заполнивших гавань шлюпок слали воздушные поцелуи жены и дочки британских офицеров. На палубы судов летели цветы, газеты и… конфеты.
Одновременно сгружали раненых. Матросов уже ждали койки госпиталя Рика-Золи, где некогда врачевали страждущих воинственные рыцари-госпитальеры, а раненных офицеров – частные квартиры.
Мальтийцы принимали победителей Наварина с неописуемым восторгом. Причины для столь бурной радости у них имелись весьма основательные! Потомки мальтийских рыцарей всегда ненавидели турок, так что еще один урок ненавистной Порте был им весьма приятен. Кроме этого, все надеялись, что с приходом наших кораблей возобновится привоз дешевого русского хлеба, а избитые в сражении и нуждавшиеся в немедленном ремонте корабли гарантировали хорошие заработки портовым рабочим.
Поэтому, когда с Азова» съехал контр-адмирал Гейден, огромная толпа приветствовала его криками и овациями. На причальной стенке его уже ждал Кодрингтон, губернатор Понсонби и рота солдат с оркестром. Солдаты держали ружья на караул, оркестр играл марши. Гейден жал руку губернатору и обнимался с Кодрингтоном.
Затем начались взаимные визиты, обеды и приемы. При этом, однако, не забывали и о деле. На судах латали пробоины, чистили трюма, меняли мачты. В местном адмиралтействе не оказалось достаточного количества мачтового дерева, и за ним отрядили в Гибралтар целый транспорт.
Перспективы быстрого ремонта таяли на глазах. Как оказалось, местное казенное адмиралтейство могло починить лишь рангоут и такелаж, а также осуществить мелкие корпусные работы на плаву. Ни о каком доковании не было и речи. Помимо всего прочего, все необходимые для ремонта материалы предстояло выписывать из Англии, а лес – с берегов Адриатики, что почти удваивало цену. Осмотрев верфь, Гейден приуныл:
– Удивительно, но они здесь ничего, кроме шлюпок, не строят! Нет ни кузниц, ни парусных, ни канатных мастерских. И как они только здесь мореходствуют!
– Может быть, следует идти чиниться в Тулон к французам, – предложил было Лазарев.
Прикинули и отказались. От Греции до Тулона расстояние в два раза больше, чем до Мальты, к тому же и денег за ремонт французы запросили весьма много.
– Союзники союзниками, а три шкуры содрать очень даже не против! – узнавши французские расценки, повздыхал Гейден. – Попробуем договориться с Королевством Обеих Сицилий. От Неаполя и расстояние невелико, да и цены там приемлемые.
Но и с Неаполем ничего не вышло. Итальянцы открыто боялись как австрийцев, так и турок.
Едва наш посол в Неаполе передал королевскому двору просьбу российского командующего, там всполошились:
– Высокая Порта уже сделала нам предупреждение по поводу захода ваших кораблей в Палермо и Мессину! Если же мы теперь еще начнем чинить ваши корабли, то тунисские и алжирские пираты сочтут это нарушением нейтралитета!
– Но вместе с вами сильнейшие европейские державы, чего же вам бояться! – пытался образумить трусов посол.
– По общему договору нейтральное государство в Средиземном море не должно впускать в свой порт более двух линейных кораблей! – уперлись итальянцы. – У великих держав свои резоны, а мы, маленькие, должны жить со всеми в мире!
