— Не знаю, уважаемый. Я его стороной обхожу.
— Молодец. Хороший ты человек, Хамид! И жена у тебя хорошая. Трудитесь как эти… как ишаки!
Они принялись выгружать товар, таская его из машины на склад. Вскоре к ним подключилась Дильбар, работа пошла веселее и быстрее.
Было уже темно. Артур прошел мимо магазина Нины, заметил, что окна в нем не горели, перешел на другую сторону улицы, двинулся дальше.
Двор Савостиных был ярко освещен, от дома доносилась музыка, негромкий смех, голоса.
Артур толкнул калитку, удивленно остановился сразу за воротами.
Стол возле веранды был накрыт белой скатертью, на нем вино, виноград, персики, остывшие шашлыки, разномастные салаты и винегрет.
Между деревьями тянулся провод с разноцветными лампочками. На отдельной тумбочке громоздился патефон, оглашая пространство разухабистой «Рио-Ритой».
Михаил, нежно перехватив жену за талию, аккуратно водил ее по зеленому газону, подчас довольно умело откидывал ее назад, затем медленно вертел вокруг себя, после чего замирал, прижимался к большой мягкой груди.
Антонина не сопротивлялась, послушно подчинялась мужской воле, изредка ойкала, когда наступала на перебинтованную ногу, пробовала освободиться, но танцевала, позволяя Михаилу целовать и прижимать ее.
Когда Артур подошел ближе, Антонина увидела его, придержала шаг, улыбнулась, махнула рукой.
Савостин заметил это, повернул голову, громко и весело выкрикнул:
— А вот и наш родственник-путешественник! Явился, не залежался! — Он подвел к Артуру супругу, торжественно передал: — Держи. Только не урони. И аккуратно с больной ножкой. Тур вальса и за стол. А я пока приготовлю потрескать. Голодный, небось?
— Не то слово.
— Вот сейчас и отведешь душу. — Михаил вернулся к патефону, сменил пластинку, подкрутил пружину, махнул паре: — С весельем и отвагой, молодежь!
С хрипотцой и шуршанием пластинки зазвучали «Дунайские волны», Артур мягко обнял Антонину, стал топтаться на месте, не понимая, как танцевать вальс.
Савостина вела его, смеялась.
— Не получается?
— Ноги заплетаются, — тоже смеялся Артур. — А можно я сам?
— Что?
— Сам станцую.
— Попробуй.
Артур отступил на пару шагов, принялся танцевать пластично и гибко, но вовсе не под музыку. Савостина какое-то время с нежной улыбкой наблюдала за ним, затем подошла, властно взяла за руку.
— Красиво, но это не вальс. Главное, меня слушайся. Как покажу, так и делай.
— Так ведь у тебя нога.
— Прошла. Ты вылечил. — Антонина приложила к губам Артура ладошку, но заметила, что муж смотрит на них, тут же убрала. — Правда, что ли, в ГАИ пропадал?
— А где ж еще? Как собаки накинулись.
— Нужно было позвонить, мы бы все решили.
— Телефон забрали. Выключили, чтоб никакой связи.
— Бедненький… — Антонина слегка наклонилась, подняла на него вопросительный взгляд:
— Чем это от тебя пахнет?
— Чем? — удивился Артур.
— Духами. Причем женскими. Ты пользуешься женскими духами?
— Ничем я не пользуюсь!.. У меня вообще ничего нет.
— Все равно пахнешь. — Антонина принюхалась еще раз. — Может, кладовщица прикасалась?
— Да никто ко мне не прикасался! — возмутился Артур. — Антонина, ты чего?
— И вином тянет.
— Каким вином?! Я ж за рулем, блин!
К ним подошел Савостин, с наигранной подозрительностью спросил:
— Что тут у вас?
— Мой родственник женскими духами пользуется, — с ехидной улыбкой объяснила Антонина.
— Это как? — разве руками хозяин. — Голубой, что ли?
— Люди, вы чего? — со смехом отступил от них Артур. — Никаких духов у меня нет.
— Завтра куплю, — пообещал Савостин. — Настоящие, мужские. Чтоб за версту разило! — Он взял супругу под руку, махнул рукой: — Давай за стол, хлопчик. Бокал вина и жратва от души! — Он поднес полный фужер вина, подмигнул: — Давай, жахни! За Антонину, за мою любимую.
— А вы?
— Не-е, мне нельзя. Больше никогда и ни грамма. Завязал, причем навсегда.
— Дай бы бог, — усмехнулась Антонина, налила себе тоже вина, подняла бокал. — Ну, что? За меня, любимую?
— Ур-ра! — гаркнул во всю глотку Савостин так, что залаяли собаки в соседнем дворе.
Артур чокнулся с хозяйкой, кивнул Михаилу:
— Не знаю, какой у вас сегодня праздник, но я с удовольствием.
— Антонина, какой у нас сегодня праздник? — посмотрел на жену Михаил.
— Миша, хватит.
— Не хватит! Я трезвый, потому говорю от души! Мы, Артур, празднуем наше примирение! Больше в этом доме не будет скандалов, криков, ссор. Не будет пьянок. Только мир, согласие, счастье и любовь. Во как!
— За это нужно выпить. — Артур наполнил свой бокал снова. — Не каждой женщине так везет.
— И не каждому мужчине! — поднял палец Михаил.
Артур выпил, уселся за стол, перед тарелками, доверху наполненными мясом, картошкой, салатами, стал есть жадно, с удовольствием, как изголодавшееся животное. В этом было что-то завораживающее, гипнотическое.
Савостина молча, с удивлением наблюдала за ним.
— Тоня, — тронул жену за руку Михаил. — А давай его женим?
— На ком? — медленно повернула она голову.
— На Наташке. На моей племяннице.
— Не говори глупости.
— А чего? Я серьезно. Девке сколько сейчас? Двадцать три? А все болтается меж огрызками, никак ничего путного не найдет. Парень-то хороший. Работящий, тоже молодой. Своих детей у нас нет, зато они внучат настрогают.
— Говорю, не мели ерунду! — снова огрызнулась Антонина. — Твоя Наташка еще та оторва. Проб негде ставить. Захочет — сам найдет. — Она повернулась и, не сказав больше ничего, направилась к дому.
Михаил удивленно и растерянно смотрел ей вслед.
— Чего она?
— Обиделась, наверное, — не переставая жевать, ответил Артур.
— На что? Я ж вроде ничего такого… А Наташка правда хорошая девчонка. Съездим, сам глянешь.
— Женщины! — поднял вилку слегка захмелевший Артур. — Их, Иваныч, никто не поймет. Говорит одно, делает другое. Пускаешь в одну дверь, она выходит из другой.
— Не-е, моя другая, — улыбнулся Михаил. — Она как этот листочек. — Он сорвал с вишни листок, положил на стол. — Все видно, все понятно, все можно прочитать, изучить. Каждую прожилочку, каждую загогулинку.
