Доводы выглядели убедительно. Пуришкевич согласился и переговорил с доктором. Лазоверт не стал отказываться. К удивлению своего начальника, он даже облачился в кожаный фартук и собственноручно закрасил на дверцах автомобиля девиз Semper Idem. Ярко-красная надпись на латыни значила Всегда Постоянный и составляла предмет гордости Пуришкевича. Девиз он придумал сам и предпочитал переводить его иначе — Верноподданный, подчёркивая свой крайний монархизм.
Лазоверт объяснил, что лучше не привлекать лишнего внимания такой броской отметиной. Мало ли, куда отправится весёлая компания — по ресторанам, по кафешантанам, на острова — и в каком составе… Ни к чему Владимиру Митрофановичу афишировать свои похождения, ведь супруга ждёт его в кубышке вагона, на запасных путях возле скотобойни — накануне выезда она всегда перебиралась в мужнино купе из их квартиры на Шпалерной… Наконец, доктор пообещал по возвращении загнать машину на платформу поезда и заново надписать девиз.
Владимир Митрофанович внял уговорам, позволил доктору отвезти себя во дворец Юсупова и оставил при автомобиле. Когда Феликс вышел — машина Пуришкевича тихо урчала у парадного входа. Князь уселся рядом с шофёром и, не глядя, сказал:
— Будьте добры, господин Лазоверт, мне надо съездить на Гороховую и вернуться. Если можно, побыстрее.
Ответ прозвучал по-английски.
— Я знаю, ваше сиятельство, мы едем за Распутиным. Благоволите немного подождать, пока двигатель прогреется.
Феликс вздрогнул. Человек за рулём был одет в шофёрскую доху, перчатки с крагами и папаху: ни дать ни взять — солдат из санитарного поезда. Но князь мгновенно узнал спокойный взгляд глубоко посаженных серых глаз, тщательно стриженные усы щёточкой — и голос. Юсупов изумился:
— Вернон?! Уж кого-кого, а вас я точно не ожидал увидеть… Извольте объяснить, почему вместо доктора Лазоверта я вижу британского офицера! И где ваши коллеги? Мы договаривались о встрече, я телефонировал — оба не отвечают.
— Давайте сейчас о главном, а детали потом, — сказал полковник, переходя на русский. — Время поджимает. Скейл и Эллей срочно отбыли из Петрограда. Вместо них говорить с Распутиным придётся мне. Да, вот ещё что: я позволил себе распорядиться от вашего имени, чтобы ворота во двор оставили открытыми. Возвращаться лучше к малому подъезду, и сразу оттуда спуститься в подвал. Лишнее внимание нам ни к чему.
— Не хотите, чтобы его видели? — спросил Феликс. Он знал, что к Распутину приставлены соглядатаи от Министерства внутренних дел и, по недавнему желанию царицы, от Министерства императорского двора. — Охрана Распутина в полночь сменяется. Кого вы боитесь? Нынешние агенты как раз сейчас уходят, а новые появятся только утром.
— Вы правы, — согласился Келл. Общаясь с Распутиным, Юсупов хорошо изучил его распорядок, а Скейл умело вытянул из князя интересующие подробности и загодя осмотрел место встречи. — Но где гарантия, что уйдут действительно все? Может остаться какой-нибудь особенно ретивый… или тот, кого мы не знаем. Ещё не забывайте, что напротив — полиция, и кругом тоже всего хватает. Ухо надо держать востро!
Вернон был прав. На другой стороне Мойки в шестьдесят первом доме сквозь редко сыплющий снег светил фонарями полицейский участок. Несмотря на поздний час, дверь иногда открывалась, впуская или выпуская то городового, то каких-то людей в цивильном. У входа дежурил возок. По соседству с участком — Окружной военный суд и казармы Конногвардейского полка, а позади дворца Юсуповых, ближе к Офицерской, — Главный военный суд, Военно-юридическая академия и кадетский корпус. Такое соседство очень удобно для спокойной жизни, но заставит понервничать того, кто хочет что-то утаить.
Феликс подивился подготовленности Келла к простой, в общем-то, встрече. И снова подтвердил свои догадки: встреча вовсе не так проста, какой хотели её представить британцы. Рядом с ним в автомобиле с закрашенными опознавательными знаками сидит не кто-то из знакомых британских офицеров, а их начальник, о нынешнем ранге которого можно только догадываться. Даже если военный служит в союзной армии — тот, кто под чужим именем работает в чужой стране, называется шпионом. Получается, Феликс помогает шпиону встретиться с человеком, охрану которого надо ещё обмануть, а самого его — привезти тайком в юсуповскую гарсоньерку…
…и у Келла всё прекрасно рассчитано. Время и место — ночь и огромный дворец, из которого отослана почти вся прислуга. Предусмотрены невольные участники событий — великий князь Дмитрий Павлович и думский депутат Пуришкевич. Британец уверен, что Юсупов, авантюрист по своей природе, не пойдёт на попятный и не откажется в последний момент.
Ах, до чего же кстати пришёлся бы сейчас кокаин! Князь на миг задумался — и не стал вынимать перламутровую коробочку. Вернон ждёт этого наверняка, так пусть хоть что-то нарушит его расчёты. Феликс утешил себя: мы ведь съездим и скоро вернёмся, вот тогда…
— Который теперь час? — спросил Келл.
Князь подтянул рукав шубы, которую надел поверх мундира, отогнул лайковую перчатку и открыл запястье с белеющим кругом циферблата. Склонил голову, в полумраке разглядывая стрелки.
— Половина первого.
— Самое время… Удобная вещь, — оценил часы британец. — Особенно зимой. Карманные пока вытащишь — или простудишься, или проклянёшь всё на свете… На обратом пути я хочу быть уверен, что за нами нет хвоста. И вообще лучше, чтобы никто не видел, куда мы поехали и откуда приехали. Поэтому с Гороховой двинемся кружным путём, через Фонтанку и Крюков канал. Подумайте, как объяснить это Распутину, если спросит.
Келл надвинул на глаза шофёрские очки и включил передачу. Автомобиль, понемногу набирая ход, покатился вдоль набережной Мойки в сторону Гороховой улицы.
Глава XXII. Игра тел
Идите,
голодненькие,
потненькие, покорненькие,
закисшие в блохастом грязненьке!
Идите!
Понедельники и вторники
окрасим кровью в праздники!
Пускай земле под ножами припомнится,
кого хотела опошлить!
Земле, обжиревшей, как любовница,
которую вылюбил Ротшильд!
Маяковский лежал навзничь в скомканных простынях, широко улыбался и вдыхал самый прекрасный запах на свете — мускусно-апельсиновый запах вылюбленного женского тела. Лиля льнула к нему и щекотала грудь острым коготком, бережно целуя место, которого только что коснулась. Володина ладонь легла на шелковистое Лилино бедро, и в ответ раздалось игривое мурлыканье…
По морозцу они в несколько минут не дошли, а почти добежали по Надеждинской до пятьдесят второго дома, где поселился Маяковский. Он всё ещё не верил в происходящее. Лиля, издевательски дразнившая его полтора года, соблазнявшая и ускользавшая — вдруг сама потребовала вести её сюда, ночью!
Расковыряв ключом дверной замок, Володя пропустил Лилю вперёд. И она вошла в его новую квартиру естественно и спокойно, словно в тысячный раз.
