Вздрогнул Григорий, когда британец про реки сказал. И без того порой чудилось, что он мысли читает. А тут — в который уж раз видение перед глазами встало: Нева, кровью текущая и телами запруженная.
И вот ещё что. Англичанин-то всё говорил, а Григорий почуял вдруг, что силы из него уходят. Как тогда, в больнице, с Аннушкой Танеевой. По капельке, по капельке — сил всё меньше, и слабость наваливается. Не то, чтобы в сон клонит, но…
Тряхнул головой Григорий и вино залпом допил. Погоди-ка, сказал англичанину. Погоди, милой! Эк ты сладко поёшь! Что ж, выходит, коли Россия немца-то разобьёт и сильнее всех станет, — так и сильнее Англии твоей? А тебе-то на что такая Россия, которая сильнее всех? Или там в Англии все дурачки такие? Или нас за дурачков держите? А не надо! Потому как уже который раз хотите вы нашими руками жар загрести. Кровушкой русской власть в мире купить. С турками гужуетесь, Туркестан против России баламутите. Ждёте, пока обессилеем мы да немца на фронте без сил оставим. И вы тогда для всех свой порядок установите, чтобы слова поперёк пикнуть не могли.
— А фигу ты видел? — Григорий выбросил в сторону англичанина жилистый кукиш. — Вот тебе! Фигу!
Откинулся на диван и по матушке длинно запустил. С давних пор — с тех, когда ещё ямщичил, не позволял он себе такого. А тут, вишь, вырвалось.
Вернон спокойно выслушал, в лице не поменялся. Зря вы так, говорит, Григорий Ефимович. Я-то к вам с добром и всем уважением. Ну, как знаете, воля ваша. Сигару в пепельнице погасил аккуратно и к двери пошёл, через которую они в подвал попали, когда приехали. Но одеваться не стал и наружу не вышел. Вместо того дверь запер, а ключ из замка вынул и в карман положил. Вы, говорит, Григорий Ефимович, погодите немного, скоро поедем, я за Феликсом схожу. И наверх по лесенке поднялся.
По правде говоря, был момент — струхнул Григорий. Виделось ему: то ли от своих же, от мужиков смерть примет, то ли от бояр каких. Англичанин-то что? Кто такой, откуда взялся?
Григорий выпил ещё вина и стал успокаиваться. Ни при чём тут англичанин. Авось пронесёт, охранит господь… Оглядел подвал, осмотрелся. Взгляд притягивал буфетище, в зеркалах весь и в столбиках бронзовых. А на буфете — распятие в локоть высотой. Что за невидаль! Сияет, как давешний гроб, то бишь кабан ледяной. Всеми цветами радуги переливается: сумрачно в подвале, да свет удачно падает.
Слабость не отпускала. Покряхтел Григорий, из дивана мягкого выбираясь, и к распятию пошёл. Шаги тонули в ковре и медвежьей шкуре.
Вблизи хрустальный крест оказался ещё чудеснее. Огнями не перестал играть, а вдобавок поразил искуснейшим серебряным кружевом.
Застучали каблуки по дереву лестницы. Глянул Григорий через плечо — Юсупов спускается.
— Ты, милой? — совсем успокоился Григорий и обратно к распятию повернулся. — Красота-то какая…
Пальцем осторожно повёл по старинному потемневшему серебру.
— Это ж сколько народу его целовало! — сказал. — Скольких крестом этим в последний путь проводили!
Феликс подошёл вплотную и выстрелил Распутину в спину.
Глава XXVII. Полёт фантазии
Счастье переполняло Маяковского.
Можно ли теперь себе представить, что когда-то он не знал Лили? Не рук её нежных, не жаркого тела, а самой Лили — не знал вообще?! Даже не представлял себе, что живёт на свете такая… Не знал?! Но откуда тогда взялись эти строки?
Морей неведомых далёким пляжем
идёт луна —
жена моя.
Моя любовница рыжеволосая.
Почему он это написал? Как почуял? Не луноликая, не пшеничнокóсая… Стихи родились ещё до войны, ещё даже до знакомства с Эльзой, которая потом только привела его к Лиле! А любовница рыжеволосая теперь лежала рядом и уютно дышала Маяковскому в ухо.
— Лиличка, спишь? — еле слышно спросил он, боясь потревожить.
— Нет, — чуть погодя шёпотом ответила она.
— Ты знаешь, как я тебя люблю?
— Знаю. — Было слышно, что Лиля говорит с улыбкой. — Дурашка… Ты сейчас на щенка похож. Огромного глупого щенка.
И она снова щекотно засопела ему в ухо.
Маяковский зажмурился. Господи, какое счастье! Не может столько счастья поместиться в одном человеке! Не удержать в себе столько! Он должен немедленно сделать что-то небывалое, немыслимое, выходящее из ряда вон!
Моя любовница рыжеволосая.
За экипажем
крикливо тянется толпа созвездий пестрополосая.
Венчается автомобильным гаражом…
Володя так стремительно вскочил и зашлёпал по полу босыми ногами, что Лиля испугалась.
— Ты что? — она села на кровати и потянула на грудь перекрученную простыню, а Маяковский, запинаясь о стул и не зажигая лампы, собирал с пола разбросанные вещи.
— Одевайся! Идём! — радостно скомандовал он.
— Подожди, я же не могу так… Мне же надо привести себя… Куда идём? Ночь на дворе, холодно!
— Идём, идём!
Володе всё же пришлось подождать, пока Лиля закончит плескаться в ванной, оденется и подкрасит губы. Сидя на многострадальном венском стуле, он курил и улыбался, не переставая. Мысль, пришедшая в голову, была фантастической и казалась гениальной. Кто ещё, кроме него, Владимира Маяковского, мог придумать такое для любимой?! Венчается автомобильным гаражом — отлично сказано!
Когда они добрались до Царскосельского вокзала, он заставил Лилю спрятаться от ветра в какой-то арке: на пару минуточек. И наотрез отказался объяснить свою затею. Только заговорщицки подмигивал и широко улыбался. Губы трескались.
Чуть не вприпрыжку Маяковский исчез в морозной тьме. Оставшись одна, Лиля подумала: уж не повредился ли рассудком её любовник? Она решила досчитать до ста, а после отправиться домой. Ося, наверное, волнуется. Там же Эльза ещё со Шкловским, и Северянин…
После дневной езды императорский Delaunay-Belleville не стали отгонять на Конюшенную и оставили на ночь в гараже автошколы. Договориться с солдатиком, который охранял гараж, Маяковскому удалось не сразу: караульный сперва и слышать ничего не хотел. Но разве можно было остановить окрылённого Володю?! Он упоённо врал, что к утру обязан проверить автомобиль в ночной поездке, грозил генералом Секретарёвым, который не простит невыполненного приказа, поминал великого князя Дмитрия Павловича…
Замёрзший полусонный солдат сдался, когда Маяковский пошёл ва-банк и предложил вызвать дежурного офицера, чтобы тот подтвердил его слова. Генерал с великим князем — ерунда, сменился и забыл. Но вот дежурный… При упоминании о нём караульный прикинул, чем обернётся вызов начальника глухой ночью на мороз, и решил не наживать неприятностей. К тому же Володю он немного знал, да и подумать не мог, что тот просто решил покатать свою подружку на личном лимузине государя!
