Потрясает архитектура здешних особняков, выстроившихся вдоль Атлантического побережья. В них живут самые богатые люди Америки. Палм-Бич — центр американской благотворительности: многомиллионная помощь непрерывным потоком течёт отсюда по всему свету.
Много лет подряд мэром Палм-Бич избирали Пола Ильинского, сына одного из убийц Григория Распутина — великого князя российского императорского дома Дмитрия Павловича.
Глава VI. Император
Датская принцесса Дагмар прибыла в Санкт-Петербург редкостно погожим сентябрьским днём 1866 года. Навстречу своему нежданному суженому — цесаревичу Александру, навстречу огромной и непонятной России, навстречу судьбе.
Небо бледно-голубое
Дышит светом и теплом
И приветствует Петрополь
Небывалым сентябрём…
Словно строгий чин природы
Уступил права свои
Духу жизни и свободы,
Вдохновению любви.
Оду написал государев чиновник, дипломат и поэт Фёдор Тютчев — под впечатлением от встречи. Виделись ему сплошь добрые знаки.
И святое умиленье
С благодатью чистых слёз
К нам сошло, как откровенье,
И во всём отозвалось…
Небывалое доселе
Понял вещий наш народ,
И Дагмарина неделя
Перейдёт из рода в род.
Тут романтичный Тютчев ошибся. Думал, чудесную седьмицу на излёте бабьего лета впредь называть станут Дагмариной неделей. Не стали. Получила принцесса православное имя — Мария Фёдоровна, и на том про Дагмар позабыли. Отдохнуло на ней меткое русское словцо. А вот сыну её досталось, как никому: первенца Марии Фёдоровны, нерешительного Ники, ставшего российским императором Николаем Вторым и старавшегося миром решать неурядицы, заклеймили Кровавым.
За что же такая честь?
Мучительная и ранняя смерть отца привела на престол Николая Александровича. Умирая, император Александр Третий сказал ему:
— Передаю тебе царство, богом мне вручённое. Я принял его тринадцать лет назад от истекающего кровью отца. В награду за труды на благо народа он получил бомбу и смерть. В тот трагический день встал передо мной вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое передовое общество, зараженное либеральными идеями Запада? Или по той, которую подсказывало мне моё собственное убеждение, мой высший священный долг государя и моя совесть? Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать… Историческая индивидуальность России — самодержавие. Если оно, не дай бог, рухнет — тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить всё, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несёшь ответственность за судьбу твоих подданных пред всевышним. Будь твёрд и мужествен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только самого себя и своей совести. В политике внешней — держись независимой позиции. Помни: у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства…
Бог Ветхого Завета задавал вопросы Иову Многострадальному: Где путь к жилищу света, и где место тьмы? Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле?
Искал Николай Александрович ответы на эти вопросы. Всю жизнь искал — и порой находил. Бывало совсем худо. Трагедия на Ходынке, война с японцами, революция девятьсот пятого года, Ленский бунт… Но в сгустившейся тьме, когда не оставалось уже надежды — как по волшебству, обязательно открывался путь к жилищу света. И не уставом ли неба он и предки его самодержавно правили Россией?
Когда праздновали три столетия правящей династии, возвеселился царь Николай. Помолодел, просветлел лицом в те юбилейные дни. Воскресла вера в безграничную, данную свыше народную любовь к богопомазаннику, в нерушимую связь государя с народом. Об этом напоминал Николаю Второму сибирский крестьянин Григорий Распутин…
…из-за которого терял император двух самых родных, самых близких ему женщин. Матушка, жизнерадостная и энергичная Мария Фёдоровна, всё труднее общалась с его женой. В дневнике и письмах перестала называть невестку по имени: сначала вместо привычной Аликс появилась уничижительная она, и потом вообще — эта фурия.
Во время войны вдовствующая императрица уехала в Киев. Говорила, что желает быть ближе к фронту, организовывать госпитали, помогать раненым и беженцам. Но Николай Александрович знал прекрасно, что для матушки невыносимо — жить рядом с Александрой Фёдоровной, создавать для окружающих видимость мира и лада в семье.
Аликс и вправду сходила с ума. Замкнулась в четырёх стенах со всего несколькими близкими, кроме которых не желала и не могла никого видеть. Держалась поблизости фрейлина Танеева. Распутин появлялся иной раз, вёл беседы задушевные, сына врачевал. А все остальные — от случая к случаю.
И Николай Александрович это понимал. Проговорился как-то матушке:
— Что я мог сделать, когда передо мной были два сумасшедших — он и она, Григорий и Аликс?
Однажды фрейлина Софья Тютчева подняла голос против крестьянского старца. Знаменитому поэту Софья Ивановна доводилась внучкой. Вот и напомнили ей тютчевские слова: Мысль изречённая есть ложь. Так за напраслину лишилась фрейлина места при дворе.
Родную сестру Эллу императрица тоже отвадила из-за Распутина. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна после мученической смерти мужа удалилась от мира и жила в основанном ею монастыре. Но в декабре 1916 года приехала в Царское Село, желая одного: спасти любимую сестру, вернуть рассудок милой Аликс. Виновником всех бед полагала княгиня хитрого мужика, одурманившего её сестру. Ни о болезни цесаревича, в которой уж точно крестьянин не был повинен, ни о том, что только стараниями Григория жив до сих пор Алёшенька — слышать не желала.
— Ты погрязла в этих экзальтированных вещах! Опомнись!
Не удалось ей поколебать веру сестры в избранность Григория. Аликс оборвала разговор, заткнула уши. Сёстры расстались и уже никогда не встретились больше. А Распутина через две недели убили.
Николая Александровича потрясло не само убийство, но то, что убийцы — его родственники. Потрясло и то, с каким небывалым единством на защиту убийц встала вся фамилия.
Преступником человека может назвать только суд. Коли есть за что — обвиняйте, судите! Оказался бы Распутин виноватым — по вине и ответил бы. Но мужика убили без суда. И знал император: тех, кто обагрил руки его кровью, превозносят героями! Из Москвы приветствует Элла, из Киева ей вторит Мария Фёдоровна, и пуще всех старается безликая людская молва…
