На просторных улицах Штубенринг и Паркринг продолжала кипеть жизнь. Навстречу капитану прошла молодая, броско одетая женщина в игривой шляпке с цветами и не отвела взгляда, когда Ронге посмотрел ей в лицо. За нею две няньки катили плетёные коляски с младенцами. Утопающие в кружевах дети мирно посапывали, а няньки, играя румянцем на тугих щеках, негромко, но очень горячо обсуждали свою личную жизнь. За спиной капитана сердито тренькнул звонок, и по специальной дорожке, выложенной по краю тротуара красным кирпичом, промчался на велосипеде мужчина средних лет.
Несколько молодых художников расположились около парка с лёгкими складными мольбертами. Девушка в очках рисовала пастелью сидящего перед ней толстяка. Сходство было изумительным. В шаге от неё длинноволосый молодой человек, наверняка сердечный друг девушки, тем временем заканчивал гораздо менее удачный портрет жены толстяка: конопатая пампушка у него походила на холодную вагнеровскую валькирию.
Чуть в стороне ещё на одном мольберте висели для продажи с десяток акварелей. Застывшие собачьи морды, здание Венской оперы, угрюмые старинные дома, какие-то цветы в банках… Картинки были безликие, старательно-школярские, и под стать им смотрелась аккуратная школярская подпись в нижнем углу каждого листа: A. Hitler.
— Купите картину! — потребовал у Ронге стоявший рядом с мольбертом хмурый угловатый парнишка лет двадцати.
Капитан окинул его взглядом. Автор жухлых акварелей А. Гитлер пытался спрятать свои комплексы за нарочито наглым тоном. Ронге по профессиональной привычке прикинул, как его могут звать. Альфред? Адольф? Арнольд?
— Купите! — повторил Гитлер. — Или денег жалко?
Ронге не ответил и двинулся дальше сквозь гуляющую толпу. Его вдруг словно кольнуло: все эти люди ничего не знают!
Они не знают, что в одном из лучших венских отелей покончил с собой самый известный контрразведчик Австрии, которого прочили в начальники Генерального штаба. Им не ведомо, что перед тем, как пустить пулю в висок, он продал своим коллегам — заклятым друзьям из Петербурга, как их называли в Evidenzbüro, — сверхсекретные планы наступления австрийских войск на Россию и Балканы.
Они не знают, что скоро начнётся война. Так скоро, что малыши, сопящие сейчас в колясках, не успеют подрасти — разве что скажут первые слова и сделают первые шаги, не больше. А их родители рассчитают румяных нянек и увезут своих чад к родственникам в Альпы, надеясь отсидеться вдали от стрельбы и взрывов.
Молодой женщине с вызывающим взглядом станет не до броских туалетов. Толстяку придётся изрядно похудеть — возможно, к радости жены-валькирии. Бездарным художникам — скучному аккуратисту Гитлеру и второму, с длинными волосами и девушкой, — скорее всего, придётся надеть военную форму и топать на фронт…
Все эти люди живут себе спокойно, радуются, грустят, гуляют, любят — ничего не зная. А он, Максимилиан Ронге, знает, что ждёт каждого из них. Но должен молчать. И даже если он что-то скажет — ничего не изменится. Ничего не изменится от того, что делает каждый день в своём кабинете начальник агентурного отдела Evidenzbüro капитан Ронге. Не изменится ни в жизни страны, ни в жизни каждого из этих людей на Штубенринге, Паркринге и любой другой улице Вены.
Сегодня ценнейший вражеский шпион мёртв. Сегодня австрийцам — кроме Редля — повезло больше, чем русским. Но удача капризна и ветрена. Завтра она отвернётся от Вены и повернётся к Петербургу. И уже там станут праздновать победу, раздавать ордена и примерять новые погоны.
Скоро найдутся новые шпионы — с обеих сторон. А война всё равно случится. Всё равно она будет страшной и кровопролитной. Всё равно армия Австро-Венгерской империи начнёт наступление на армию Российской империи. Хоть по старому плану, хоть по новому — если в штабе успеют его разработать до начала войны. И всё равно с обеих сторон погибнут люди. Очень, очень много людей… До чего же тошно…
Максимилиана Ронге и правда подташнивало, а в голову лезли мысли, совсем ему не свойственные. Только сейчас капитан вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня.
Он устроился за столиком в парке, на террасе ресторанчика рядом с Курзалом. Внутри шёл концерт — оркестр играл Штрауса, и юные бальные пары вальсировали для увеселения праздной публики. Ронге расправился с огромным, как положено, венским шницелем и принялся тянуть горьковатое пиво, разглядывая знаменитый золотой памятник автору «Голубого Дуная».
На самом деле Максимилиан почти не почувствовал вкуса еды. И не сияющий композитор, что парил со скрипочкой в руках на фоне беломраморной арки, занимал сейчас его мысли.
Надо было признать: разоблачение Редля действительно произошло почти случайно. Как мог попасться в самую простую, наудачу расставленную ловушку человек, учивший Ронге и многих его сослуживцев по контрразведке, — оставалось загадкой. К тому же Максимилиан чуть было сам не предупредил Редля: хотел ведь похвастаться чёрным кабинетом и перехваченными письмами для Никона Ницетаса!
Известие о предательстве полковника ошеломило всех настолько, что Редля едва не упустили. Пока докладывали по команде, повторяя, что ошибка исключена; пока получали у коменданта города санкцию на арест офицера такого ранга — Редль не только успел уничтожить секретные записи, но даже поужинал с давним приятелем, прокурором Верховного кассационного суда Виктором Поллаком.
Череда невероятных событий отказывалась укладываться в сознании.
Глава военной контрразведки с многолетним стажем, легенда борьбы с иностранными шпионами — оказывается одним из них! И накануне войны выдаёт врагу ценнейшие военные секреты.
Светский лев и любимец женщин перед смертью вдруг называет имя своего любовника — молоденького венгерского лейтенанта Штефана Хоринке, и объясняет предательство тем, что русские-де шантажировали его, а любовник беспрерывно тянул и тянул деньги.
Окружённый полицейскими агентами изменник и проваленный шпион сидит в отдельном кабинете умопомрачительно дорогого ресторана «Ридхоф» с прокурором, вместе с которым не раз выступал на процессах по делам изменников и проваленных шпионов…
Тут Ронге непроизвольно усмехнулся, вспомнив, как Редль приглашал его в ресторан. Что ж, это был шанс оказаться на месте Поллака и выслушать исповедь за изысканным ужином стоимостью больше месячного капитанского жалованья: когда полковник понял, что игра проиграна, — он шикарно провёл свои последние часы и успел прокутить часть шпионского гонорара…
— Счёт! — Ронге взмахнул рукой, и улыбчивый официант поспешил к кассе.
Очевидно, у Evidenzbüro сейчас возникнут серьёзные проблемы. Надо будет найти виновных в том, что Редль десяток лет безнаказанно шпионил на русских. Допустим, Ронге как автора удачной операции не тронут. По крайней мере, сразу. А вот на дальнейшее надо подстраховаться.
Уже давно в голове Ронге зрел план. Вернее, пока не план, а лишь намётки плана. Рассуждения, постепенно обретавшие форму.
