Так учил Григорий черногорских княжон, а сам приближался к Александровскому дворцу в Царском Селе. Отгородившись от мира, жила во дворце императрица Александра Фёдоровна с маленьким больным сыном. Затворником жил там император Николай Второй в печалях своих.
Дядя императора, великий князь Пётр Николаевич, был мужем княжны Милицы. И другой государев дядя, великий князь Николай Николаевич, частенько наведывался к Милице с Петром, потому как встречался там с младшей черногорской княжной Анастасией, к которой питал сильные чувства, — несмотря на её замужество. Решили сёстры Николаевны и братья Николаевичи показать диковинного сибиряка государю с государыней. Имелись у них на то свои резоны, а Распутин как раз, кроме провидческого дара, явил столице ещё одно своё искусство — знахарское. Начал-то с любимой собаки Николая Николаевича: выходил пса. А оказалось, и людей исцелять может.
Духовник императорской семьи отец Феофан представил мужика в Царском:
— Григорий Ефимович — крестьянин, простой человек. Вашим величествам принесёт пользу его выслушать, потому что голос русской земли слышится из его уст!
Распутина помыли, приодели, причесали. Во дворце первые встречи с ним расценили как новую забаву, не более. Но до чего ж хорошо смотрелся он в сравнении с прочими юродивыми из народа! О священном писании умнó рассуждал, о любви и благодати светлó говорил, от денег отказывался наотрез. И главное, с детьми был хорош. У государя с государыней четыре дочки подрастали — Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия — и младенец Алексей. У Григория дома трое остались — Дмитрий, Матрёна и Варвара. Тоску свою по ним изливал он на царских деток.
Так понемногу привыкал ходить по наборным дворцовым паркетам мужик в смазных сапогах.
Глава XXI. Вена — Прага. Футбольная трагедия
Провал австрийской контрразведки случился из-за чешского футбола.
Игра не интересовала капитана Ронге, и всё же он обратил внимание на сокрушительный успех футбольной сборной Германии в матче с русскими. Недавняя союзница Австрии — Российская империя — становилась главным врагом в будущей войне. Максимилиан тогда злорадно подумал: если германцы раскатали Россию всухую 16:0, можно представить себе счёт встречи между русскими и австрийцами, которые обыграли Германию 5:1.
Да, Ронге был равнодушен к игре, но по службе знал, что лучшие футболисты сборной Киева — чехи. Украина входила в состав Российской империи, а Чехия — в состав Австро-Венгерской, и Максимилиан как глава австрийского агентурного отдела KS регулярно получал кое-какую полезную информацию от украинских чехов: все они работали инженерами-машиностроителями, а мяч гоняли только в свободное время.
Накануне Олимпиады капитан жалел, что владельцы заводов не отпустили чешских футболистов с Украины в Петербург на товарищеский матч со сборной столицы России. Эта поездка могла пригодиться императорскому и королевскому Генеральному штабу…
…а теперь из-за футбола, которым не интересовался Ронге и который так любили чехи, были рассекречены обстоятельства смерти полковника Редля.
Сначала всё шло как по маслу. Ведущие европейские газеты перепечатали сообщение Венского телеграфного агентства: начальник штаба пражского корпуса Альфред Редль сошёл с ума и застрелился. Но вскоре Максимилиану позвонил из Праги начальник разведывательного бюро полковник Урбански.
— Вы читали «Прага Тагеблатт»? — спросил он и мог не сомневаться в ответе: заметка из ежедневной чешской газеты, выходившей на немецком языке, уже лежала на столе перед капитаном Ронге.
Эрвин Киш тоже носил звание капитана — капитана футбольной команды Sturm-1. Игроки-любители из Праги звёзд с неба не хватали, но в городской турнирной таблице чувствовали себя уверенно. Тем обиднее для Киша было проиграть откровенно слабой команде, а после игры терпеть издёвки приятеля, известного журналиста Ярослава Гашека…
…с которым Эрвин вполне мог поспорить известностью и едкостью. Приятелей связывала не только любовь к футболу: Гашек сотрудничал с немецкими газетами, Киш служил в Praha Tageblatt. Столичные читатели называли его бардом ночной Праги. Эрвин Киш придумал жанр художественного репортажа, и никто лучше него не умел плести такое кружево из, казалось бы, разрозненных фактов и наблюдений.
В неудаче на футбольном поле Киш винил своего форварда Вагнера, который возмутительным образом не явился на игру — и это в выходной день, в воскресенье! Капитан команды вынужден был опубликовать в родной газете отчёт о постыдном проигрыше, а потом отправился домой к Вагнеру, чтобы потолковать по душам.
Вагнер претензий не принял и сослался на уважительную причину: прямо перед матчем за ним пришла полиция — форвард славился на всю Прагу как слесарь-виртуоз. Полицейские доставили его с инструментами в очень богатый дом, на квартиру какого-то важного военного, только что умершего в Вене. Странным и необычным показалось то, что в квартире распоряжались именно военные, а не полиция. Вагнеру приказали немедленно вскрыть письменный стол и несгораемые стальные шкафы-сейфы. Кишу он признался:
— Да уж, пришлось попотеть! Меня на эти дела часто таскают. Но сколько лет я всякие замки ковыряю, а таких никогда не встречал. Высший класс! Системы — новейшие, об одних я разве что читал, об остальных вообще только слышал. Вот уж не думал, что увижу здесь, у нас, просто у кого-то дома.
Слесарь поведал Кишу о множестве документов, которые обнаружились под замками; о толстых пачках денег на громадную сумму, фотографиях и картах. Похоже, от всего этого военные пришли в замешательство. Их бдительность притупилась, и Вагнеру удалось достаточно хорошо разглядеть находки. Многие бумаги были написаны по-русски, а карты и фотографии изображали сплошь военные укрепления.
Киш ещё какое-то время рассеянно слушал восторженный рассказ слесаря — про изощрённые хитрости английских замков и прочность крупповской стали, про потрясающую роскошь квартиры и подслушанную опись имущества: четыреста пар лайковых перчаток, две сотни рубашек, десяток дорогущих меховых шинелей, гора обуви, а в подвале — шампанское высших марок ящиками, коллекционные вина и коньяки…
Футбол мигом вылетел из головы Эрвина Киша. Капитан проигравшей команды уступил место цепкому бульварному репортёру, в мозгу которого начинала складываться презанятная картина.
Высокопоставленный военный. Внезапная смерть в столице империи. Обыск. Секретные домашние сейфы. Много документов. Много денег. Много военных из Вены, включая командира австрийского корпуса генерала Гизля фон Гизлингена и высших офицеров. Бумаги на русском. Деньги. Документы. Смерть. Военные…
Эрвина осенило, когда на обратном пути он столкнулся с Гашеком. Тот прогуливался по бульвару, дымя трубкой, и снова начал шутить на футбольную тему. В язвительных пассажах Ярослав связывал игру и войну. Он говорил про безнадёжные попытки команды Sturm-1 достигнуть таких же успехов, что достигли на полях футбольных сражений австрийцы и германцы в борьбе с русскими. А когда Гашек предложил вскладчину купить револьвер, чтобы Эрвин мог застрелиться и кровью смыть позор проигрыша, глаза приятеля вдруг вспыхнули. И напрасно Гашек отнёс это на счёт своего остроумия.
