— Нет-нет, господа! У меня спектакль завтра и репетиция с утра, — запротестовала Анна, — я и так позволила себе лишнего…
— Всего один бокал, — нежно пропел Юсупов и молитвенно сложил ладони. — Один-единственный!
— Вы не обращали внимания, как он смотрит? — спросила Анна у Дмитрия Павловича. — У него в одном глазу бог, а в другом чёрт…
— Не увиливайте! Один бокал, — повторил Феликс, — иначе нам не перегнать Москвы! Помните, у Грибоедова? Что за тузы в Москве живут и умирают! Так пусть и о нас напишет кто-нибудь.
Официант снова налил всем троим, а Юсупов пояснил: газетчики по примеру спортивных репортёров стали сравнивать, сколько шампанского пьют в лучших ресторанах двух столиц. Конечно, больше всего выпивали в новогоднюю ночь — несмотря на то, что цены за бутылку взлетали до двадцати рублей.
В одном только петербургском увеселительном саду «Аквариум» на Каменноостровском проспекте в Новый год уходило три тысячи бутылок — столько, сколько в самых модных московских ресторанах «Яр», «Эрмитаж» и «Метрополь», вместе взятых. А ещё по шестьсот-семьсот бутылок хмельной французской шипучки продавали «Кюба», «Медведь» на Большой Конюшенной, «Вилла Родэ» в Новой Деревне, «Контан» на Мойке, «Палкин» на углу Невского и Владимирского, «Донон» на Английской набережной…
…и всё же, отмечая наступивший двенадцатый год, москвичи ухитрились выпить шампанского тысяч на двести, а петербуржцы — только на сто пятьдесят, и в течение года пропорция сохранялась. Похоже, Феликса Юсупова это решительно не устраивало. Однако Анна твёрдо заявила, что в поглощении шампанского она — плохая помощница, и в доказательство ограничилась одним бокалом, после чего отправилась домой на автомобиле князя.
— Гетеры и авлетриды, — задумчиво проговорил Феликс после ухода балерины, поигрывая своим страусиным боа. — Тебе кто больше нравится, гетеры или авлетриды?
Когда они оставались с Дмитрием Павловичем наедине — общались без светских условностей, как и полагается друзьям детства.
— Настоящих гетер я, по правде говоря, ещё не встречал, — сообщил великий князь, разглядывая пузырьки в бокале шампанского. — Только проституток дорогих. Но это ведь не гетеры… А кто такие авлетриды?
Юсупов набросил боа на плечи, и несколько голубых пушинок поплыли в воздухе, медленно опускаясь на ковровый пол.
— Авлетриды, мой юный друг, — назидательным тоном начал он, напоминая о том, что на четыре года старше, — это древнегреческие танцовщицы и флейтистки, которые тайно торговали телом. А в наших северных краях — хоровые цыганки, танцовщицы кафешантанов, актрисы… Милые барышни из мира искусства, которые не прочь оказаться на содержании у состоятельного человека и окружить его романтической атмосферой. Те, кого мы с тобой каждый день имеем счастье наблюдать в изобилии.
— Так что же, мой высокомудрый друг, — в тон Феликсу произнёс Дмитрий Павлович и откинулся в кресле, — уж не хочешь ли ты сказать, что Анна Матвеевна — авлетрида?
— О нет! Сейчас — уже нет. Хотя с этого начинали все, кто чего-то добился… та же Матильда Кшесинская с твоим дядей Ники…
— Давай не будем трогать дядю Ники, — нахмурился великий князь.
Император доводился ему кузеном, но из-за разницы в возрасте и того, что Дмитрий Павлович вырос в доме государя, он по детской привычке иной раз называл Николая Александровича дядей.
— Его величество тогда ещё не был его величеством, а Матильда с кем только из великих князей не… Всё, прости, прости! — примирительно сказал Юсупов. — Что же касается Анны, то она стала содержанкой, как только попала в Мариинский. Ты же знаешь генерала Безобразова…
— Ещё бы, — согласился Дмитрий Павлович, — я всё-таки флигель-адъютант! Владимир Михайлович гвардейским корпусом теперь командует, известный краснобай.
— А главное, первейший балетоман с давних пор! — продолжил Феликс. — Он приметил, что царская ведьма, уж прости, Кшесинская взяла Павлову под покровительство и пытается подсунуть её под великого князя Бориса Владимировича…
— Феликс!
— При этом Безобразов покровительствовал Преображенской, которая конкурировала с Кшесинской. И генерал предложил своему приятелю по Английскому клубу, барону Дандрэ, хорошенько позлить царскую ведьму, а заодно развлечься с малюткой из балета.
— Феликс!
— Ханжество тебе не к лицу, — махнул рукой Юсупов, и ещё несколько пушинок от боа полетели в стороны, — тем более, Виктóр Дандрэ мне сам про это рассказывал. Анна и была тогда всего лишь малюткой из балета. Ей к двадцати, ему под сорок. Она — незаконнорожденная, он — барон и сенатор. Она — длинноногий тощий цыплёнок, в чём только душа держится; он — усатый красавец и светский лев. Девчонка влюбилась без памяти, Виктóр снял ей роскошные апартаменты на Офицерской, танцевальный зал в квартире построил, на туалеты и постановки угрохал уйму денег… Один «Умирающий лебедь» чего стоит!
— Я слышал, что Фокин «Лебедя» за долги поставил.
— А долги откуда? Фокин с Павловой учился вместе, Дандрэ для неё денег не жалел, она Фокину подкидывала… И всё мечтала, что барон вот-вот на ней женится.
Скользящий тенью официант не забывал подливать приятелям шампанское.
— Дандрэ ведь под суд попал, — напомнил Дмитрий Павлович.
— А попал-то почему, знаешь?
— Некрасивая история вышла. Дандрэ финансами заведовал на строительстве моста Петра Великого. Ну, и…
— Ты будто вчера родился! Чиновники все воруют, и Виктóр не больше других. Просто Аня в гору пошла. Она же несколько лет в Мариинке была всего лишь Павлова-вторая! Ты Павлову-первую помнишь?
— Нет.
— И никто теперь не помнит. Разве что Безобразов… Была Павлова-вторая, а потом стала постепенно Матильду теснить. Глядь — раёк-то уже не Кшесинскую на бис вызывает, а Павлову! И партер её всё больше лорнирует, и ложи. И студенты толпой приходят в монтировщики сцены наниматься, чтобы Аню на утренней репетиции вблизи рассмотреть. И после спектакля у актёрского подъезда толпа под ноги цветы бросает ей, а не Кшесинской!
— И ты хочешь сказать?..
— Конечно, у Матильды вырос на Дандрэ здоровенный зуб! Она же знала, кто у неё гениальную девчонку увёл и кому Павлова всем обязана. А в это время как раз Анна очень кстати заявила Виктóру, что больше не желает быть ни содержанкой, ни любовницей. В деньгах баронских она уже не нуждалась: прима в самом расцвете сил, известность — сумасшедшая, Дягилев её в «Русских сезонах» через полмира провёз, теперь всюду нарасхват за любые гонорары, из заграницы не вылезает…
— То есть она хлопнула дверью и ушла от Дандрэ.
— Ещё как хлопнула! А следом Кшесинская хлопнула Виктóра. Пошевелила связями, пришли вдруг на охтинский мост ревизоры, покопались — и присудили бедняге Дандрэ штраф какой-то колоссальный. В общем, светила ему долговая тюрьма до конца дней. Только отомстить у Матильды не получилось, потому что Анна ей снова дорогу перебежала. Заработала в Штатах кучу денег — и смогла выплатить штраф. А Дандрэ по липовым документам увезла в Англию. Там они тайно повенчались…
