Книга 1916. Война и мир, страница 75. Автор книги Дмитрий Миропольский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «1916. Война и мир»

Cтраница 75

Володю отношения с Тоней вполне устраивали: эдакая семейная жизнь без семьи. Она стирала и гладила его бельё, прибирала вечный беспорядок в пале-рояльном жилище, иной раз готовила что-нибудь домашнее, делила с Маяковским постель — и притом не пыталась по-женски свить гнёздышко. Тоня появлялась на день-два, могла задержаться на несколько дней, но потом снова пропадала — в Коломне родственница оставила ей махонькую квартирку, которая носила громкое звание мастерской: девушка была художницей.

Портреты членов семейства начальника автошколы, которыми Маяковский покупал особое расположение генерала Секретарёва, были результатом их с Тоней совместных усилий. Сначала Володя с натуры набрасывал эскиз, играя в придворного живописца генеральской семьи, а потом уносил набросок домой, где Тоня выполняла основную работу — она писала быстро, легко и в милой Секретарёву классической манере. Так что Маяковскому оставалось, как он говорил, лишь осчастливить полотно прикосновением кисти мастера: нельзя же, в самом деле, объявлять своей совсем уж чужую работу!

Так они и жили — не вместе, не врозь. Тоня осталась бы с Володей сразу и навсегда, только предложи, но он не спешил с предложением…

— А я задремала. — Девушка потягивалась, куталась в пуховый платок, наброшенный поверх халатика, и улыбалась. — Хотела обязательно тебя дождаться, а чуть с книжкой прилегла — меня и сморило сразу.

Володя с обыкновенным тщанием мыл руки, а Тоня продолжала приговаривать, собирая на стол:

— Я мяса купила такой кусок — даже резать жалко было, на картину просился! Половину в щи, а половину оставила, хотела ещё потушить, так у тебя в примусе керосин закончился. Я сразу принести не сообразила, а когда спохватилась — лавка закрылась уже…

Маяковский никогда не спрашивал, откуда она берёт деньги. На что живёт, с каких таких доходов балует его вкусненьким в пору, когда мясные лавки не работают четыре дня в неделю, цены выросли в несколько раз против довоенных, а булочные и чайные магазины прогорают что ни день. Может, ей родители с Рязанщины денег шлют, может, работы свои продаёт… Случалось, Тоне перепадало от Володи рублей десять-пятнадцать, иногда — четвертной. После удачного выступления или крупного выигрыша — в карты, на бильярде — он мог щедро выдать ей даже сотню. Но ровно так же мог под настроение потратить эти деньги на огромный букет цветов — и вовсе не обязательно для Тони. Или просто не давать денег неделю, другую…

Набросившись на еду, Маяковский выхлебал щи на диво быстро. Тоня с удовольствием смотрела, как её Вовочка, не торопясь, расправляется с добавкой и соловеет на глазах. А когда он, наконец, наелся — развернула перед ним холст.

— Вот, похвастаться принесла, — сказала она с застенчивой улыбкой. — Недавно закончила. Вдруг похвалишь?

На картине Тоня изобразила девочку с персиками. Ту самую Верушу Мамонтову, которую писал Серов и которая украшала теперь московское собрание Третьякова. И композиция та же, и палитра, и техника… Разве что на скатерти появились ещё несколько персиковых косточек, а надкушенный румяный плод катился по столу, выпав из разжавшихся пальцев: девочка была мёртвой. И сквозь тонкую девичью кожу уже просвечивал страшный костяк, череп оскалившийся.

— Это что такое? — спросил Маяковский после минутной паузы.

Тоня глянула на картину, будто в первый раз.

— Девочка с персиками, — сказала она. — Персики, понимаешь? Ну, персики, Древний Египет! В храме Изиды на стене написано: Не открывай, иначе умрёшь от персика. Или: Не произносите имени Иао под страхом наказания персиком. В Египте из них цианиды умели добывать… Ещё супа хочешь?

— Да нет уж, спасибо. — Маяковский поднялся из-за стола. — Аппетит пропал. Наверное, искусством нахлобучило.

Он принялся стаскивать с себя военную форму. Погрустневшая Тоня свернула холст и убрала в тубус. Маяковский в исподнем сел на пропевшую пружинами кровать, подобрал с пола книжку и раскрыл на странице, которая была заложена карандашом.

Цианиды лишают организм способности усваивать кислород. Кислород в избытке поступает с дыханием, но цианиды блокируют железосодержащий дыхательный фермент. Возникает парадокс: при избытке кислорода клетки и ткани не могут его усвоить, поскольку он химически неактивен. В результате наступает патологическое состояние организма, именуемое гистотоксической или тканевой гипоксией. Состояние проявляется удушьем, судорогами, параличами…

Брошенная Маяковским книжка перелетела через комнату и шлёпнулась в угол.

— Тьфу, что за ерунду ты читаешь?! Всё про смерть, про смерть, про смерть — книги, картины… К чему?

— Так ведь это просто, — сказала Тоня, стоя у окна и глядя в ночь. — На свете есть только Любовь и Смерть, а больше нет ничего. Люди любят Смерть… по крайней мере, когда умирают другие. Люди любят Любовь, а ведь Любовь — игра смертельная. Единственное слово, которое никогда не теряет своего значения — это слово Смерть. И мы идём всю жизнь — к Смерти… Как же о ней не думать? С тобой я о Любви думаю, но без тебя… Да ведь и ты такой же!

Не оборачиваясь, она начала читать из многажды слышанной трагедии «Владимир Маяковский», в точности повторяя авторскую интонацию:


Прохожий!
Это улица Жуковского?
Смотрит,
как смотрит дитя на скелет,
глаза вот такие,
старается мимо.
«Она — Маяковского тысячи лет:
он здесь застрелился у двери любимой».

— Не надо передёргивать, — нахмурился Володя, — дальше-то у меня как?


Кто,
я застрелился?
Такое загнут!
Блестящую радость, сердце, вычекань!

— И всё равно, — так же тихо продолжала Тоня, — я бы хотела так, как ты написал…


Легенда есть:
к нему
из окна.
Вот так и валялись
тело на теле.

Маяковский подошёл к ней и обнял, прижав к себе.

— Дурёшка, — зашептал он в Тонины волосы, — чтоб телом на теле валяться, из окна шагать не надо. Ну, иди ко мне…

Он склонился и поцеловал её в затылок, в душистую тёплую ямочку у самых корней волос, в шею… Девушка охнула, сбросила с плеч его руки, развернулась и выскользнула из халатика.

Глава VIII. Истые дадаисты

Максимилиан Ронге не просто представлял себе карту Европы в мельчайших подробностях — он её физически ощущал.

В центре континента ворочаются огромная Германия и лоскутная Австро-Венгрия, ниже — потрёпанная Турция и хитро замирившаяся с турками Болгария. Со всех сторон их стискивает враг. На западе — могучие Англия и Франция. На востоке — бескрайняя Россия. На юге кусают воинственные Балканы и сидит занозой вероломная Италия, которая заключила с германцами и австрийцами Тройственный союз, но выступила на стороне Антанты…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация