— Германская пропаганда оседлала опасную тему, — сказал он. — На Восточном фронте немцы распространяют листовки о том, что именно Британия понуждает Россию продолжать войну и запрещает ей принять благоприятные условия мира, которые готова предложить Германия. А значит, именно мы виноваты в лишениях и страданиях русского народа.
— С учётом колоссальных потерь это может быть очень опасно, — согласился Эллей.
Скейл покачал головой.
— Парадокс! Россия воюет с немцами, но врагом становится Британия.
— В последнее время русские безо всякой видимой пользы потеряли столько солдат, что даже в окопах уже говорят о бессмысленности войны, — Келл указал на стол с бумагами. — Вы знаете, джентльмены, я часто бываю на фронтах и получаю информацию практически из первых рук. Не только солдаты, но даже офицеры начинают считать, что воюют зря и что Россия даже в случае победы ничего не выигрывает — в отличие от нас! Так что с новой немецкой кампанией бороться намного сложнее.
— Особенно если учесть, что царица не прочь содействовать мирным переговорам с немцами, — заметил Эллей.
Направление Александры Фёдоровны вёл именно он, и по результатам этой аналитической работы картина складывалась весьма яркая. Супруга российского императора находилась на грани психического расстройства, одержимая мыслью о том, что её призвание — спасти Россию. Единство империи, по её мнению, могло обеспечить лишь самодержавие. Как и многие, она полагала своего мужа человеком слабым — и потому внушала ему твёрдость, бесконечно повторяя, что он должен быть самодержцем не только по имени, но и на деле. Твёрже! Ещё твёрже, ещё жёстче, ещё неприступнее!
Когда Николай принял главнокомандование войсками, царица стала всё активнее пытаться участвовать в управлении страной. Шла напролом. Неуклюжие и в большинстве своём бессмысленные её действия часто причиняли вред, но не колебали уверенности в том, что совершаются во имя России. С неистовым, патологическим упорством она продолжала подталкивать мужа к назначению на высокие посты тех, кто отличался подходящими политическими убеждениями, а не навыками государственного управления. Император, разрываясь в попытках одновременно управлять страной и армией, иной раз внимал её советам…
…и в этой ситуации особенно опасной становилась фигура Распутина. У императрицы — постоянный, застарелый невроз. Давали знать о себе и слабое здоровье, и неустойчивая психика, и постоянная тревога за цесаревича, и утомление от госпиталей — вместе с дочерьми она постоянно работала сестрой милосердия. Надломленная Аликс вполне могла стать бессознательным агентом и способствовать придворным авантюрам, влияя на самого императора.
— Они встречались? — спросил Келл, и ответ прозвучал утвердительно: британцы знали о появлении Ронге и его контактах с Распутиным. — Ну что же, джентльмены, давайте со всей энергией займёмся своей работой, пока господин Бьюкенен успокаивает горячие умы в Государственной думе!
Британский посол Джордж Бьюкенен, служивший в российской столице уже почти семь лет, действительно не раз выступал в Думе. Сейчас, когда немецкая пропаганда стремилась вызвать раскол между союзниками, он уверял: Не только на полях сражений Европы должна продолжаться война до победного конца. Окончательная победа должна быть также одержана над ещё более коварным врагом в нашем собственном доме! Его красноречие вызывало аплодисменты думских патриотов, особенно когда сопровождалось обещанием от имени британской короны — после войны уступить России захваченный Константинополь. Германофилы оказывались посрамлёнными.
От камина тянуло жаром. Его красно-коричневый в белых прожилках мрамор походил на подвяленное мясо, вроде испанского хамона. Весёлые зайчики играли на золоте барочных завитушек, которыми фантазия скульптора украсила камень.
— Сомневаюсь, что влияние Распутина может оказаться столь сильным, — сказал Скейл.
— Я не вижу смысла тратить время на выяснение его возможностей, — бесстрастно парировал Келл. — Вспомните слова великого князя Николая Михайловича о влиянии на царицу. Вспомните других… В конце концов, достаточно того, что Распутина используют немцы. Значит, вероятность организации сепаратных переговоров при его посредничестве — существует. Большая или небольшая, но она есть! Мы обязаны это учитывать. Действовать надо немедленно, джентльмены. Распутин должен быть устранён. Здесь ваши инструкции, извольте ознакомиться.
Выбрав из вороха разложенных на столе бумаг несколько тонких листков с убористым текстом, он вручил их Скейлу и Эллею.
— Надеюсь, я ничего не упустил. Все вопросы постарайтесь задать сейчас, потому что мы не сможем видеться до операции и какое-то время после… Давайте проверим. Дата — шестнадцатое декабря по здешнему календарю. Вечер… точнее, ночь с пятницы на субботу. Самое тихое и спокойное время, к тому же пересменок у распутинской охраны. Ваша основная задача, джентльмены, обеспечить встречу в особняке Юсупова. Он готовит место и приглашает Распутина. Насколько князь информирован?
— Без лишних деталей, — сказал Эллей, не отрываясь от чтения.
— Юсупов с нами, — подтвердил Скейл.
— Прекрасно, — кивнул Келл. — Князь должен быть там и, кроме Распутина, обеспечить присутствие Пуришкевича.
— Это обязательно? — спросил Скейл. — Мало ли…
— Обязательно. Пуришкевич обозначит присутствие Государственной думы, то есть избранной власти, представителей народа… — Келл усмехнулся. — В противном случае наше… мероприятие будет выглядеть не слишком серьёзно, вроде частной инициативы. Я же хотел бы убедительно смотреться перед Распутиным и всеми участниками встречи.
— Вы намерены лично говорить с Распутиным?! — изумился Эллей, и оба офицера посмотрели на Келла.
— Несомненно, — ответил он. — К тому же больше некому. Потому что утром шестнадцатого декабря, закончив подготовку операции, вы оба покинете Петроград. Сегодня же начните улаживать формальности.
Эллей задумчиво потеребил верхнюю губу.
— Наш отъезд может вызвать подозрения.
— Отчего же? Здешнее шестнадцатое — у нас двадцать девятое. Через два дня Новый год, и вы спешите к родным на праздничные каникулы. В чём вас можно заподозрить? А Пуришкевич должен быть у Юсупова. Помимо всего прочего, мы создадим ему определённую репутацию взамен той, что есть, и потом используем. Человек он заметный, энергичный… Да и мне с ним впредь будет проще и спокойнее. Кстати, джентльмены, семнадцатого декабря наш поезд опять уходит на фронт. Так что не забудьте о медикаментах, заявки я вам оставлю. На русских складах в самом деле ужасно воруют, и Пуришкевич тысячу раз прав: стрелять их там надо!
Келл отхлебнул виски. Несколько мгновений он молча наслаждался ванильно-яблочным букетом напитка, а потом продолжил:
— Теперь что касается великого князя. Дмитрий Павлович тоже должен той ночью оказаться у Юсупова.
— Я думаю, это можно будет устроить, — сказал Скейл, глянув на Эллея. Келл нахмурился:
