Потомок Термеса, богатырь Эдигей, стал главным полководцем великого Тамерлана. Это он своей рукой зарубил хана Тохтамыша, который сжёг Москву; это он обложил данью сына Дмитрия Донского — князя Василия Дмитриевича; это Эдигей завоевал Крым и основал там Крымскую Орду. А его правнук Муса-мурза — или князь Моисей по-русски — с любимой своей старшей женой Кондазой родил Юсуфа, потомки которого были царями крымскими, астраханскими, казанскими и сибирскими и стали уже при Иване Четвёртом Грозном прозываться Юсуповыми.
Вот почему император Николай Второй, давая согласие на брак своей племянницы с Феликсом Юсуповым, роднился с фамилией много более древней, чем трёхсотлетний дом Романовых. Женитьба Феликса на Ирине связала две царские династии — православных российских государей и выходцев из колена мусульманского пророка.
Старшие Юсуповы отвели молодым левое крыло дворца. Достойное жилище для единственного наследника самого большого состояния в России и его супруги — великой княжны, родной племянницы императора!
Феликс явил завидное рвение и принялся за устройство семейного гнёздышка. Имея возможность выбирать из архитекторов самых именитых, он пригласил старшекурсника Академии художеств, безвестного Андрея Белобородова. Хотелось князю свободы от канонов, раскрепощённой фантазии… Да и общаться со сверстником всяко веселее, чем с авторитетным седовласым мэтром!
Юсупов с Белобородовым стали часто ездить вместе по антикварным лавкам. Раз Андрею приглянулся чудный ковёр — слишком дорогой для молодого архитектора. Феликс же объявил, что ковёр будет отлично смотреться в покоях Ирины, купил его и велел доставить во дворец. Целый день потом князь потешался над Белобородовым. А к ночи Андрей вернулся домой — и обнаружил ковёр, присланный Феликсом в подарок. К ковру прилагался ещё редкий набор тарелок с видами Парижа и надушенная записка с просьбой простить за слишком колкие шутки.
Молодой князь не был мелочен и скуп, в отличие от многих и многих очень богатых людей. В его натуре странным образом сочетались наивное ребячество с верой в собственное высокое назначение и проделки школьника — с жестами большого барина. А уж о таком заказчике любой архитектор и строитель мог только мечтать!
Панч отпрянул в сторону: его хозяин пóходя сделал на паркете подобие рискованного танцевального па и расхохотался. Никто не мог поверить, что сын Зинаиды Николаевны решительно не способен к танцам: она-то ведь танцевала изумительно! На одном из балов в Зимнем дворце княгиня вальсировала до самых схваток, так что едва успела добраться в особняк на Мойке, где родила Феликса-младшего.
Но юный князь, буквально дитя танца, никак не мог справиться с бальной премудростью. Сызмальства Феликс невзлюбил субботы: в этот день его возили на детские вечера, в дом государственного секретаря Танеева на Инженерной улице. И там ставили в танцевальную пару с противной рыхлой дылдой — дочерью хозяина, которой он с затаённым удовольствием наступал на ноги. Годы прошли, Аня Танеева стала фрейлиной, побывала замужем за лейтенантом Вырубовым и оставалась последние годы ближайшей подругой императрицы, а Феликс…
Феликс унёсся мыслью уже на третий этаж дворца. Свои детские покои мечтал он оформить совсем неожиданно и экстравагантно. Князь весело улыбнулся, припомнив доктора Коровина — доброго человечка, которого в детстве прозвал дядей Му: они с доктором потешно мычали, завидев друг друга. А при воспоминании о ненавистной няньке улыбка стала злорадной: немецкую бонну маленький Феликс довёл своими проделками до сумасшедшего дома.
Надо, надо что-нибудь придумать в детской. И Белобородова расшевелить, и самому пораскинуть умом… Ведь как удалась ему уборная жены! Потайным ходом Ирина Александровна попадала в пещеру Аладдина — настоящую восточную сокровищницу. Там в стальных сейфах, стилизованных под разбойничьи сундучки, хранились её драгоценности: две с половиной сотни бриллиантовых брошей, два десятка диадем, множество браслетов и бесчисленные украшения помельче. Великая княжна, жена младшего князя Феликса Юсупова, графа Сумарокова-Эльстон, каждый раз выходила в театр, на бал или приём как настоящая царица. И разве могла иначе выглядеть красавица императорских кровей, супруга потомка владык, создававших царства?!
Но и на этой мысли князь задержался недолго. В мозгу снова и снова вспыхивали и проносились мысли о приближающемся вечере, ради которого он, пользуясь отсутствием во дворце остальных обитателей, затеял ремонт.
В бельэтаже за Малым вестибюлем молодой князь устроил гарсоньерку — эдакую частную, отдельную от остального дворца холостяцкую квартиру. Личные гости Феликса попадали в необычную полукруглую залу. Грандиозное впечатление производила туалетная комната — о восьми углах, вся отделанная зеркалами… Нашлось в бельэтаже место и для кабинета, и для спальни.
Феликс гордился идеей — использовать бывший угольный погреб, расположенный прямо под кабинетом. С появлением во дворце парового отопления нужда в хранении залежей угля отпала. А на днях расписные своды «Привала комедиантов» напомнили князю собственный заброшенный подвал — и натолкнули на мысль сделать там столовую с будуаром.
Он спустился из зеркальной комнаты по винтовой деревянной лесенке — это была дорога для тех, кто прибыли с парадного входа. Но вела к столовой и потайная дверь со двора, которая открывалась на ту же лесенку: очень удобно для гостей, не желающих афишировать своё появление… или появление которых не желает афишировать сам хозяин.
Времени на всё про всё князь дал в обрез, но Белобородов поработал славно. Теперь столовая походила на зал средневекового замка, разделённый аркадами на две части, и уже ничем не напоминала угольное хранилище. Канделябры и фонари сеяли зыбкий свет, который лишь подчёркивал полумрак сводчатого зала — на этом настоял Феликс. Гранитный пол укрывал толстый, скрадывающий звуки восточный ковёр. Продавцы пытались навязать князю персидский, но он, будучи знатоком, не успокоился до тех пор, пока не нашёл настоящий туркменский, со многими тысячами узелков, дающих ковру сверхъестественную прочность — и жизнь почти что вечную. Разверстая пасть гранитного камина ждала поленьев.
Угрюмым средневековьем здесь веяло отовсюду. Резные стулья, выбранные князем для столовой, матовели тёмной состаренной кожей. Вдоль стен встали чернодеревые шкафчики с бесчисленными ящичками и тайниками. Около небольших столиков высились кресла из морёного дуба — их спинки тоже покрывала резьба. Столикам ещё предстоял декор цветными тканями, и на каждом Феликс собирался расставить кубки из слоновой кости.
В нишах при входе яркими пятнами красовались две красные китайские вазы — результат продолжительных рейдов по антикварным лавкам. Особенную гордость Феликса составлял массивный инкрустированный шкаф, внутри которого помещался лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. Князь подумал, что сюда надо бы ещё поставить распятие: именно его не хватало в этом прибежище средневековых заговорщиков. В коллекции Юсуповых подходящее распятие как раз имелось — старинное, красоты необычайной, сделанное из горного хрусталя в серебряном окладе тонкой работы. Его словно специально создали для такого случая. Да, распятие необходимо! А уж за всякими статуэтками, майоликой, картинами и прочими безделушками дело не станет.
