Но как жить в лесу, когда нечего есть? Кедровые шишки, ягоды не в счет. Чтобы выжить, нужно мясо. Хотя бы волчье, но мясо…
Прохор надергал торчащих из снега веток, развел костер. Волки продолжали сидеть, издалека глядя на него. Смотрели с жадностью. И с тихой злостью. Как же они хотели его сожрать!
Ну так и Прохор смотрел на них как на источник пищи. Сейчас бы поджарить одного на костре да слопать, приправив свежемороженой рябиной. А потом жилище неплохо бы соорудить. Передохнуть бы пару дней, и можно дальше, с новыми силами…
Прохор крепко взял в руки нож, приготовил к бою заостренный посох и лег на снег.
Волки ждут. А значит, могут дождаться, если он не начнет первым. И начинать нужно было прямо сейчас, пока еще светло. Пока еще есть силы…
Первой к нему приблизилась самка, мать семейства – старая, худая, облезлая. Зато как огонь в глазах пылает. Потусторонний блеск в нем, лунная магия – жесткая, обволакивающая. У подъярков шерсть посвежее, с блеском. Но в глазах меньше огня. И больше страха. Побаиваются они Прохора, но идут и, если что, в схватку бросятся резво…
Но обратного пути уже нет ни у кого. Слишком уж близко подошла самка. Если Прохор не убьет ее сейчас, она вцепится зубами ему в горло.
Волчица едва ли не дышала ему в лицо, когда он распахнул глаза. Она испугалась, инстинктивно отскочила назад, но тут же вздыбилась, угрожающе зарычала, раскрыв пасть.
В эту пасть и вошло острие. Прохор не промахнулся, вогнал жердину в глотку, с силой резко надавил, проталкивая ее дальше. Подъярки в растерянности подались назад, но предсмертные хрипы родной матери вернули их в чувство. Первым на Прохора накинулся самый крупный из них. Отбросив посох, Прохор пошел в лобовую. Ему повезло, он смог сунуть левую руку в пасть волку, блокируя челюсти. В правой руке у него был нож. Им он и нанес удар. Второй, третий…
Волк был обречен, но его братья набросились на Прохора сразу с двух сторон. Он извернулся, ударил, но волк увернулся, и нож лишь едва царапнул его по холке. Ударил второго, который рвал зубами его ногу. Тот отпрыгнул, и его тут же атаковали со спины.
Волки вгрызались в него с жадностью, глубоко, вырывая куски мяса.
Но в целом все сложилось так, как он и предполагал: трое были убиты, а четвертого он так из последних сил отшвырнул от себя, что тот упал в разгорающийся, а потому дымящий костер, испуганно взвизгнул и побежал прочь. Именно в этот момент и прозвучал выстрел. Подъярок упал и закрутился на месте, пытаясь зацепиться зубами за место, куда угодила пуля.
Прохор обернулся на выстрел и увидел мужчину с бородой в теплом лыжном костюме. Он стоял на лыжах и держал в руке карабин, из ствола которого струился дымок.
Прохор был едва живой от бессилия. Но сознания он не потерял. Напротив, перед лицом новой опасности ощутил в себе всплеск сил и схватился за нож, лезвие которого блеснуло в остатках дневного света.
– Товарищ прапорщик, свои! – крикнул мужчина.
Прохор не сразу понял, почему его назвали прапорщиком. А когда осознал, кивнул и тихо пробормотал:
– Ну, если свои…
– Как вы здесь оказались?
– Беглого преследовал… Что там у тебя? – Прохор кивком показал за спину, где у мужчины висел рюкзак.
Да и не мужчина это был, скорее, молодой парень. Просто борода у него густая, пышная.
– Что там? Вы, наверное, есть хотите? Тогда, может, к нам пойдем?.. Тут недалеко.
– Недалеко?
Прохор представил себе печь в деревенском доме, стоящий в ней чугунок с мясной кашей, и это так расслабило его, что он почувствовал, как сознание оставляет его.
В себя пришел в темноте. Он лежал на чем-то движущемся, под головой скрипел снег, кто-то натужно дышал.
– Эй! – подал он голос, и парень остановился. Прохор попытался подняться с лыж, на которых лежал, но не смог. Голова закружилась, и он снова куда-то пропал.
В следующий раз очнулся в каком-то жилище с потолком, сделанным из тонких, ладно подобранных жердин. Миловидная девушка с раскосыми глазами орудовала иголкой, без всякого зазрения совести вонзая ее в кожу на его руке. Прохор инстинктивно дернулся.
– Костя, держи его!
Девушка строго глянула на Прохора и продолжила зашивать ему рану. А Костя схватил его за плечи, надавил на него.
– Да не надо!
– Покусали вас сильно, товарищ прапорщик… – сказала девушка. – Но ничего, жить будете.
Взгляд у Прохора туманился, но все же он разглядел ее. Красивая. Густые русые волосы сплетены в косу, ресницы длинные без всяких наращиваний. Кожа чистая, нежная, никакой косметики не надо. И пахло от нее лесными травами…
– А зовут вас как? – спросил Костя.
– Прохор.
– А по документам вы – Александр.
– Нет у меня документов. Это Санькин пропуск…
– Да, пропуск не ваш. – Костя обошел Прохора и встал над ним. – А ваши документы где?
– Где, где… Зэки забрали…
– Зэки или зэк?
– Сначала зэки, потом зэк… Я за ними шел, они меня подкараулили… Все забрали, документы, оружие…
Прохор не стал обострять. Зачем? Костя фактически спас его.
– А деньги почему оставили?
– А ты что, по карманам у меня шарил?
– Я должен знать, кто у нас в гостях.
– Деньги они забрали… Я их потом вернул… Одного беглого настиг, у него и деньги были… Другие ушли.
– А этот, у которого деньги были, где он?
– Да лежит где-то… Даже не знаю, как его потом найти…
– А документов у него ваших не было?
– Если бы были, ты бы их нашел.
– Костя, ну чего ты к человеку пристал? Не видишь, военный он. Наколка на плече. Это «ВДВ»?
– ВДВ, – подтвердил Прохор.
– А рана у вас… Ножевая, да?
– Бунт у нас в колонии был, зэк заточкой пырнул.
– А колония какая? Мы позвоним, сообщим. – Костя продолжал с подозрением смотреть на Прохора.
– Не позвоните.
– Почему это?
Прохор уже понял, где находится. Костя подобрал его в глуши, значит, и привез в такое же богом забытое место. И жилище у них не похоже на деревенскую избу. Стены из тесаного бревна, окна под потолком, печь открытая, огонь в ней бушует, дым с шумом уходит куда-то в трубу. Камин это, причем грамотно сработанный, если тяга отменная. И бревна одно к одному. Но это не дом, а землянка. Теплая, сухая, но землянка. Одежда у парня и девушки городская, модные спортивные костюмы, куртки, но уже не новые, застиранные. И сами они слегка запущенные. У Кости борода уже как у заправского егеря.
– Да потому, что прячетесь вы здесь.