Ранение пустяковое, пуля лишь вырвала кусок плоти из плеча. Но Прохор не собирался на выписку. Ему и на тюремной больничке хорошо. Инна уже все организовала – передачи ему будут доставлять каждый день. Уже сейчас холодильник полный. Правда, со дня на день его переведут в другую палату, вопрос уже решается. Впрочем, харч он с собой забирать не станет. Он же не какой-то там жлоб.
– Да нет, не жалуюсь, гражданин начальник, – качнул головой Прохор, глядя на следователя. – Все хорошо.
– И с лечением все в порядке? Рана вроде бы несерьезная…
– Не знаю… Гноиться там начало…
– Да вы не переживайте, Кожухов. Никто вас из медчасти гнать не собирается. Пока…
– А надо гнать. На свободу.
– С вашим-то приговором? И с побегом.
– Я Вагнера не убивал. И у вас есть показания человека, который знает, кто это сделал.
– Человек есть. А показаний уже нет.
– Ну да, он отказался… Но вы же все понимаете.
– Понимаем. Но ничего поделать не можем.
– Эти твари двух омоновцев на тот свет отправили.
– Мы не должны поддаваться эмоциям… Мы должны руководствоваться исключительно фактами… Но, тем не менее, мы вас понимаем. С пониманием к вам и относимся… Возможно, вас даже не станут отправлять на этап. Возможно, оставят вас здесь, в тюрьме. Но и вы должны с пониманием отнестись к нам…
Прохор ничего не сказал. Он с подозрением смотрел на следователя. Неспроста Шумихин стелил тут перед ним пуховую перину.
– И не препятствовать следствию.
– А кто препятствует? Что было, то и говорю…
– Вот и скажите, что было во дворе вашего родительского дома.
– Я уже все сказал.
– Кто стрелял в гражданку Муратову?
– Я же говорю, стреляли не в нее. Стреляли в меня. Просто ее подельник промазал…
– А гражданка Муратова утверждает, что стреляла ваша супруга.
– У нее что, глаза на затылке?
– Она слышала ее голос.
– Откуда она знает голос моей жены?
– Значит, знает.
– Это у нее галлюцинации были. От боли…
– В момент задержания вы находились в машине, за рулем которой сидела ваша супруга.
– И что?
– Это наводит на определенные мысли…
– Может быть.
– А кто стрелял в гражданина Яскина? – спросил вдруг следователь.
– Кто такой Яскин?
– Яскин Александр Александрович.
– Это вы про Шуршура? – нахмурился Прохор.
Вот куда, оказывается, следователь подводил разговор. Все-таки «слили» на Инну. Наверняка Королек постарался. Не простил он ей Милу…
– Кто стрелял?
– А кто в него стрелял?
– Яскин исчез при невыясненных обстоятельствах.
– Он просто сбежал… Проворовался и сбежал.
– Его похоронили в безымянной могиле. После того как его застрелила ваша жена… Сколько лет прошло? Десять лет есть?..
Шумихин провоцировал Прохора на встречный вопрос. Что, если дело можно спустить на тормозах за давностью лет?
– Не понимаю, о чем вы.
– Есть свидетели.
– А где труп?
Свидетелей было много, но где зарыт труп, знали только двое. И сам Прохор… Яхонт живой, но давно уже вышел из дела. Уехал куда-то, и с концами. Но Королек мог его найти.
– Мой вам совет, Кожухов. Будет возможность, передайте своей жене, чтобы она пришла к нам с повинной… Срок давности за убийство – пятнадцать лет. Но если убийство произошло в состоянии сильного душевного волнения или по неосторожности…
– Где труп? – еще жестче спросил Прохор.
И этим окончательно загнал следователя в тупик. Нет у него трупа, значит, и дела не будет. Но, как бы то ни было, Королек поднял волну. И все потому, что Инна вышла из-под его влияния. Не смог он загнать ее под лавку, а потому и бесится…
– А с женой я обязательно поговорю… – смягчился Прохор. – Если она чувствует за собой вину, может, и придет к вам.
Следователь косо глянул на него. Не поверил он в искренность, понял, что Прохор хитрит. А он, конечно же, не собирался подставлять Инну. Но не хотел и со следствием обострять. Не выкрутиться ему, если менты начнут вставлять палки во все четыре колеса…
– Как вы с ней поговорите?
– Ну, выйду на свободу и поговорю, – улыбнулся Прохор.
– Это шутка такая?
– Ну а что вы будете делать, если Жигалев даст… вернет свои признательные показания?
– Вы же не думаете, что вас немедленно выпустят? Пока суд пересмотрит ваше дело… – Следователь нарочно затянул паузу.
Прохор все понял и кивнул. Да, он и под суд подмажет. И этот жук навозный получит «на лапу»… Деньги у него есть, и выход на Инну тоже. Только вот, увы, миллионы на счетах не панацея – в условиях плотного противостояния с Корольком.
Перевод из палаты – дело не сложное. Но есть нюансы. Жига лечился в блоке для подследственных, а Прохор числился среди осужденных. Но нюансы для того и существуют, чтобы их устранять.
– Ну, здравствуй, здравствуй… мордастый! – Прохор смотрел на Жигу как кролик на удава.
Только тот почему-то не хотел идти ему в пасть.
– И что дальше? – спросил Жига.
У него было сломано бедро, под рукой он держал костыль, который мог использовать как оружие. Мужик он крепкий, наверняка с подготовкой, потому и держался с уверенностью человека, готового дать отпор.
– Вот, пришел. Чтобы ты далеко не ходил.
Прохор сел на койку и пристально посмотрел на худосочного паренька с гипсом на шее. Больше соседей у Жиги не было.
Парень все понял, поднялся и вышел из палаты. Пусть перекурит, пока больным позволено свободно выходить – в пределах локального сектора.
– Зря ты здесь, – покачал головой Жига.
– А что, «заказ» на меня уже пришел?
– Какой «заказ»?
– От Королька…
– Не знаю такого.
– Мила «заказ» получила… Она сейчас в городской больнице. Врачи говорят, жить будет. И даже ходить. Под себя.
– Не знаю никакую Милу.
– Она тебя знает. Она же тебя и сдаст.
– Отвали! – Жига сел на койку, поставил костыли, лег.
– Почему от признания отказался? – спросил Прохор.
– Оговорил я себя.
– Спецназовцы башку тебе не сломали?
– Заткнешься наконец? – Жига скривился, закрывая глаза.
