Утром 30 мая началась двухчасовая артподготовка; в 7 часов поднялась пехота передовых дивизий и в сопровождении танков атаковала первую линию обороны Группы армий «Центр»; через три часа, как и предусматривалось планом операции, атакующие части достигли второй линии. И вот здесь план дал трещину. Немецкая артиллерия всех калибров до 280 мм включительно, обрушилась на наступающих. Наша артиллерия частью не доставала до артпозиций противника, частью совершала перебазирование, а та часть, которая попыталась противостоять немцам в контрбатарейной борьбе, в этом не преуспела. Авиация оказалась придавленной к земле низкой облачностью в районе наступления. А те летчики, которые решились на вылет, существенно повлиять на эффективность немецкой артиллерии не смогли. Да и в ПВО немцы значительно усилились: советские самолеты встречали многослойным массированным огнем.
Итог: большие потери в личном составе и технике дивизий первой линии и отступление на исходные позиции.
Оганян сделал вывод, что немцы очень творчески и быстро переработали опыт боев на Украине и сумели найти способ противодействия советскому наступлению. Хотя большинство офицеров склонялось к продолжению наступления на следующий день после перегруппировки, Оганян принял решение сделать паузу. Правда, пришлось объясняться сначала с Жуковым, потом даже со Сталиным. Ведь 2-й Белорусский Рокоссовского наступал и, несмотря на приблизительно такие же потери, продвинулся вперед. Ввиду отсутствия соседа справа, Рокоссовский вынужден был расходовать резервы на прикрытие оголенного фланга. Но Оганян был тверд в своем решении и обещал через сутки догнать соседа слева.
31 мая фронт провел замену дивизий первой линии, отведя потрепанные в ходе наступления в первый день в третий эшелон, и резерв. Но это было логично и прогнозируемо и своим штабом, и немецким. Главное было не в этом. Оганян срочно перекинул из-под Минска из фронтового резерва артдивизию прорыва из Особого Гвардейского корпуса генерал-майора Морозова.
Штаб дивизии прибыл уже под утро 31 мая. Встающее солнце он, начальник артиллерии фронта и генерал Морозов встретили склонившись над расстеленной на столе картой.
– Вот такие у нас дела, Вячеслав Владимирович. Очень надеюсь на вашу помощь, – продолжал беседу Оганян, обращаясь к комдиву.
– Сделаем. Не вопрос. Думаю, есть смысл использовать нашу отработанную схему. Добавьте к моим трем полкам еще три – будут работать по нашим целеуказаниям. Плюс при перемещении как минимум три полка будут работать по позициям немецкой артиллерии, – ответил тот. Это была единственная длинная фраза, произнесенная генерал-майором. Морозов был, как всегда, немногословен и конкретен.
Утром 1 июня все повторилось вновь, даже низкая облачность и отсутствие воздушной поддержки наступающих, за исключением длительности артподготовки. Было уже понятно, что первую линию немцы держат минимальными силами.
Все изменилось, когда советская пехота и танки достигли второй линии. Открывшая по ним огонь немецкая артиллерия в свою очередь попала под чрезвычайно точный и эффективный огонь артиллеристов Морозова. «Акации» следовали за наступающей пехотой буквально в паре километров позади. И сразу же после первых залпов немецкой артиллерии на ее позициях стали рваться советские снаряды. Попытки подавить советские батареи ответным огнем не увенчались успехом – САУ постоянно меняли огневые позиции. В то же время артполки фронта несколько раз переносили огонь с рубежа на рубеж, выбивая таким образом маневрирующие резервы противника.
И к исходу дня 1-я Ударная армия генерал-майора Гольцева прорвала полосу обороны Группы армий «Центр» на всю глубину. В прорыв был введен мехкорпус фронта. Последующие три дня войска фронта «пережевывали» оперативные резервы Группы «Центр». Перелом произошел 5 июня. То ли резервы у немцев кончились, то ли еще что, но противник, еще вчера стоявший насмерть, проявлявший поистине немецкое упорство и организованность в обороне, стал терять эти качества, местами отступление стало переходить в бегство. И самое главное, пропала оперативная гибкость командования в быстро меняющейся обстановке и воля к победе. Из немцев как будто вынули стержень.
6 июня после суточных боев был взят Гродно.
В это время Прибалтийские фронты вышли на подступы к Кенигсбергу.
9 июня войска фронта завязали бои за Белосток. Сплошного фронта уже не было. Сражение перешло в фазу маневренной войны. Настал час резерва фронта – Особого Гвардейского корпуса РГК гвардии генерал-майора Катукова.
10 июня из района Замбрув в прорыв пошла 1-я Гвардейская МСД РГК, усиленная полком «акаций». Задача дивизии: совершив за двое суток 120-километровый марш по тылам Группы армий «Центр», блокировать или захватить переправы через Вислу севернее Варшавы – в районе Вышогруд – Новы-Двур-Мазовецкий и Воля-Смоляна.
11 июня из района с такой же задачей, но после 170-километрового марша от Остроленки должна была захватить мосты в районе Вроцлавек – Плоцк – 2-я Гвардейская МСД.
12 июня из района Цеханув в район Торн – Бро́мберг – 3-я Гвардейская МСД.
13 июня из района Млава в район Грауденц – Кульм – 4-я Гвардейская МСД.
В этот же день из района Ортельсбурга в тыл к немцам пошел усиленный разведбат Корпуса. Его задачей были железнодорожный и автомобильный мосты у маленького города Мариенвердер.
Задача частей и соединений Корпуса – по возможности захватить и удержать до подхода сил фронта мосты. При невозможности захвата – блокировать их.
То же самое делал и 2-й Белорусский фронт Рокоссовского.
9 июня 1942 года.
Северо-восточнее Белостока
Наступление шло уже вторую неделю, а корпус не сделал еще ни единого выстрела, плетясь с тыловыми колоннами фронта далеко позади от сражений. Правда, артиллерийская дивизия, приданная корпусу, постреляла, и, как говорят, весьма успешно, обеспечив прорыв фронта войскам 1-й Ударной армии. А про корпус будто забыли. Комфронта генерал-полковник Оганян считал, что момент использования резерва еще не настал.
Смирнов, сидя в люке на зимней куртке, для удобства положенной на броню, смотрел на разоренные войной маленькие деревушки и городки Белоруссии. В течение года фронт второй раз огненным безжалостным катком прокатился по этим местам. От многих деревень остались только ряды печных труб. И среди этих пожарищ и пепла их встречали женщины, дети и старики. Женщины кидали на броню букетики наспех сорванных полевых цветов, с затаенной надеждой высматривая среди колонн своих мужчин. Малые дети жались к ним, не в силах спрятать испуг на своих лицах – они привыкли испытывать страх перед людьми в форме. Мальчишки постарше бежали вслед за техникой, что-то радостно вопя и просясь прокатиться. Их подхватывали сильные солдатские руки и сажали на броню, сразу же суя им в руки спрятанные в сидорах продукты. Старухи кланялись в пояс и крестили проходящие войска.
Смирнов понимал, что они, следуя в тылах фронта, далеко не первые прошедшие через деревню, но жители всех встречали так.
