Здесь роковым образом сказалось то, что наследование германского трона не было урегулировано четкими предписаниями. Еще в нашем веке споры между историками велись так же жарко, как и между «создателями королей» за семь веков до этого. Что больше соответствует истиной традиции: «право крови» или свободный выбор? И все же можно сказать, что на рубеже 12-13 столетий перевесил принцип свободного выбора, наиболее могущественные духовные и светские землевладельцы имели непосредственное влияние на трон, не говоря уже о «курфюрстах». Двойные выборы короля в Германии были во многом предопределены усилением княжеской власти: наиболее значительные территориальные правители располагали – как это было показано на примере Генриха Льва в 12 веке – значительными военными резервами и могли успешно конкурировать с королем или императором. Через посредство иноземцев или Ватикана и возникающих с их поддержкой союзов князей под влиянием обстоятельств из «полукоролей» возникали короли-конкуренты. Насколько незначительным было признание Иннокентия II, стало ясно в промежуток до 1207 года, когда в противоречивой борьбе окончательно потерпел поражение его ставленник. Как политик-реалист, к тому же маккиавеллистического склада, Папа тайно сговорился с Филиппом, и в 1208 году измученному междоусобицами народу (прежде всего северной Германии и Тюрингии) стало казаться, что мирная жизнь уже не за горами.
Еще тяжелее, чем потеря имущества и даже человеческих жизней Вальтеру фон дер Фогельвайде, уже однажды цитировавшемуся свидетелю этих страшных времен, казался урон моральный, определенный скрупулезной политикой клерикалов.
Вальтер выступал как сторонник Филиппа, затем Оттона и наконец Фридриха II. Но приписывать ему беспринципность было бы неправильным: Он всегда служил наиболее сильному представителю центральной власти в борьбе против претендентов на абсолютную власть, а также действий секуляризованного папства. К началу спора за трон он произносит слова, которые не умолкнут вплоть до воцарения Фридриха II: «Неверность поджидает в засаде, насилие разбойничает на дорогах, мир и право смертельно ранены...!» Сначала король Филипп должен был восстановить резко павший авторитет Германии перед «вассальным королями» (под ними могли подразумеваться лишь Ричард Львиное Сердце и Филипп II Август Французский). Поэт неустанно воспевает Филиппа, и не менее резво поражение антихристианского Папы, возведшего на королевский престол Гвельфа Оттона, извратив таким образом идею «Константинова дара». «Все князья получили равную долю уважения, и лишь высочайший из них унижен! ...В Риме я слышал, как врали и двух королей предавали. Отсюда возник спор, который все равно рано или поздно должен был произойти... Клирики сражались крепко, но число мирян тоже росло. Тогда многие сложили мечи и снова взялись за епитрахиль: они отлучали от церкви всех, кого хотели, а не того, кого должны были бы. Тогда стали рушить церкви...»
Далекий свидетель напоминает о достойном подражания примере «отшельника», который, отгородившись от мира, живет только для Бога. Схоластические раздумья и казуистика, определявшие суть теологии его времени, он отрицает: «Всемогущий Господь, Ты так всеобъемлющ, что мы напрасно пытаемся поспеть за Тобой».
Это очевидное нарушение устоев с притязаниями на власть привело к усилению уверенности не только поэта, но и широчайших слоев населения в том, что близится Судный день. В 1201 году, под влияниями папских махинаций вокруг самовольно присвоенного права выбора, Вальтер сокрушается: «Мы видели много знаков, которые обозначили его приход, как учит нас Священное Писание. Солнце затмилось, сея на всех дорогах семена неверия... Духовное сословие, которое должно было подготовить нас к пути на небеса, мошенничает в своих плутовских нарядах. Насилие произрастает повсюду, перед судом блекнет справедливость».
Такие настроения снова и снова пронизывали все Средневековье. Даже Мартин Лютер на вершине своей борьбы против Рима, на имперском сейме в Вормсе думал о конце света. Кризисные потрясения традиционных догматов веры и спасительных учений, опустошительные войны, голод и эпидемии – все это заставило человека, погрязшего во всякого рода суевериях, довериться обаянию доктрины, связанной в первую очередь с именем аббата Йоахима фон Фиоре.
Уже в 80-ых годах 12 столетия своеобразное толкование Библии этого цистерианца возбуждало большой интерес. Йоахим объявил, что «вечное Евангелие», предсказанное в откровении Иоанна (14:6), должно наступить в ближайшее время. С помощью сложного «учения о поколениях» он надеялся просчитать, в каких временных пределах Бог положил соответствующие трем его сущностям эпохи, последняя из которых ожидается приблизительно через два поколения. Он также считал возможным, что переходный период может начаться уже сейчас. Ветхий Завет есть эпоха Бога-отца, основанная на рабстве. В эпоху нового завета, начавшуюся с появлением Христа, уже сложились патриархальные отношения, но полной свободы еще не было достигнуто. Она возможна лишь в эпоху Святого Духа под предводительством благочестивых монахов. С этим связывался также конец всей церковной иерархии. Пик этой третьей эпохи должен быть обозначен приходом «нового предводителя», который не заставит себя ждать. Так как Йоахим ограничился лишь основанием в 1192 году в захолустье Фиоре в Калабрии нового монашеского братства, живущего по особо строгому бенедектинскому уставу, то умер он в 1202 году в своей келье, никем не потревоженный, уважаемый Ватиканом и князьями.
Меж тем, его приверженцы и последователи были предрасположены видеть «нового предводителя» и его противника-Антихриста в главных действующих лицах своей эпохи. Так, фигура Фридриха II стояла в центре внимания противоречивых толкований Библии в образе «императора мира» или же «Антихриста» (или его предшественника). Пророчества Йоахима – как это будет видно из историческо-легендарной главы – оказались на долгое время весьма действенным оружием. Ситуация в Священной Римской Империи некоторое время выглядела так, как будто решающей битвы между императором и Папой не произойдет вовсе. Король Филипп, которого Иннокентий III только что признал законным правителем, пал в июне 1208 года от руки убийцы. После этого все немецкие князья быстро обьединились и признали за Оттоном IV право на трон.
Этот могучий и непобедимый воитель, воспитанный в англо- норманнской традиции, так и не обрел в Германии вторую родину и до сих пор не показал себя умным политиком. Папа надеялся, что сможет легко управлять им, и поспешил признать его королем. Оттон, конечно же, должен был сдержать свое обещание 1201 года предоставить Иннокентию управление Италией и пойти на значительные церковно- политические уступки в отношении Германии.
В 1209 новый король переправился через Альпы для императорской коронации. Но когда это произошло, он и не подумал выполнять свои клятвенные обещания. Он бесцеремонно отобрал у Папы причитавшиеся ему земли в пользу империи и уже через несколько недель после коронации решил завоевать королевство Сицилию. Он совершенно очевидно хотел продолжить политику своего кумира, Генриха VI Штауфена. Лишенный военной поддержки Папа был в недоумении. Когда же Оттон действительно преступил сицилийские границы, то единственное, что смог сделать Иннокентий, это предать императора анафеме. В течение 1211 года Оттон практически без усилий завоевал всю южную Италию. Он уже намеревался покорить сам остров. Поговаривали, что в гавани Палермо снаряжен корабль, на котором король Фридрих Роджер собирается бежать в северную Африку. Тогда Иннокентий III после тяжких раздумий решился на единственно возможную меру: при поддержке Франции и князей он выдвинул молодого Штауфена как «короля-конкурента» на германский трон.
