И предложил ознакомиться с копиями проекта «потаенного судна» «Инвисибль», предлагаемого еще в 1823 году французом Монжери. Предоставив затем монаршему брату иные копии, – копии документов, подтверждающих существование в Российской империи подобных «потаенных судов», которые пытались строить еще при императоре Петре I.
Спустя 11 лет после предложения Монжери, идея получила удачное практическое подтверждение, – в Русской империи военный инженер, немец по происхождению, Карл Андреевич Шильдер создал прообраз подводного ракетоносца. Подлодка клепаной конструкции, построенная в мае 1834 года на Адмиралтейской судоверфи в северной столице, была первым железным кораблем России. Вооружение подлодки состояло из 6 пороховых ракет диаметром 4 дюйма (102 мм), размещавшихся в 6 железных трубах, служащих направляющими. Испытания подлодки с пуском ракет произвели в августе того же года на реке Неве, а в июне 1838 года – в районе Кронштадта.
Это сообщение, остававшееся до поры до времени тайной, умело сохраненной русскими, весьма заинтересовало монаршего брата императора Николая II.
…пройдет 40 лет, и в Германии на одной из подводных лодок будет испытана баллистическая ракета.
Но перед этим, чуть ранее, в 1923 году Герман Оберт теоретически рассчитал ракету для полета в космическое пространство. Его ученик Вернер фон Браун, работавший в ракетном центре над баллистической ракетой, проводил опыты по запуску ракет в космическое пространство.
Летом 1940 года были осуществлены старты паровых ракет с подлодок класса «1ХЦ» с глубины 10–15 м. Автором этих экспериментальных пусков был работавший в научном центре Пенемюнде инженер Э. Штейнхоф. Командовал подлодкой его брат капитан-лейтенант Ф. Штейнхоф. Испытания прошли успешно, иначе быть не могло. Ибо еще почти за 4 года до этого инженер Штейнхоф совместно с советскими коллегами работал в этом направлении в… одной из подземных баз в Антарктиде!
* * *
«Именно в этом и состоит самый главный секрет ХХ столетия…» – навязчиво крутилось в голове капитана 1-го ранга Ивана Румянцова. И он никак не мог отделаться от раз вспыхнувшей мысли. А она, появившись единожды, со временем стала постоянной, почти обыденной, словно помогая ему формировать картину ХХ века, складывая из нее ледяную мозаику.
Итак, – частично подытоживал каперанг, – в мире признано, но широко не афишируется, что после исследований, осуществленных русскими моряками в первой половине XIX века, наибольшие исследования в Антарктике провели немцы, а также, конечно, и русские. Всплеск интереса к ледяному континенту проявился уже в послевоенные годы; и лидером тут были США, организовавшие ряд военных экспедиций на материк. Отсутствие интереса у некоторых стран к шестому материку, – полагал Румянцов, готовивший после ознакомления с материалами рапорты Арсению Алексеевичу Архимандритову, – объясняется либо непониманием его уникальности, либо элементарным отсутствием финансов на экспедиции и освоение.
Безусловно, Антарктиду можно расценивать как резервную базу человечества, и не только благодаря наличию ископаемых и иных природных богатств в недрах, но и немалому количеству пресной воды, запасы которой там составляют не менее количества, имеющегося на всех материках вместе взятых.
Но был здесь еще нюанс, еще некая весьма важная составляющая, объяснить которую каперанг Румянцов пока не мог.
Потому что Истина, или секрет, заложенный в Антарктиду, поражал воображение любого человека…
Глава 11
Генерал армии Исай Львович Гейер-Генерозов приказал уведомить своего непосредственного подчиненного ведущего референта, капитана 1-го ранга Ивана Румянцова, что ждет его в своем кабинете.
А когда тот явился и доложил о прибытии, Исай Львович показал ему на стул, предлагая присесть. Генерал долго молчал, не начиная разговора, и, сидя за рабочим столом, все рассматривал какие-то бумаги. Румянцов не знал, имеют эти бумаги касательство к его сыну, теперь уже генерал-майору медицинской службы Станиславу Исаевичу, который состоял под началом у него, капитана 1-го ранга, или к прошлым операциям Румянцова, или даже к экспедиции «Снежный юг».
Через какое-то время у Ивана Михайловича стало складываться впечатление, что Гейер-Генерозов рассматривает не бумаги, а проверяет его терпение. Хотя это было излишне: генерал знал Румянцова, еще когда тот учился в академии, знал всю подноготную, давнюю древнюю родословную юноши, оставшегося сиротой после того, как его родителей расстреляли «за сокрытие своего непролетарского происхождения».
Как-то в беседе с генералом секретарь ЦК Архимандритов подметил, что им нужны новые кадры молодых специалистов.
Гейер-Генерозов еще с 20-х годов, со времени их знакомства и работы в ЧК в разных регионах страны, а после – совместной работы в Секретариате товарища Сталина, знал, что его старый друг Арсений Архимандритов сверхнепредсказуем. Знал, что тот ни разу не повторился в своих поступках и решениях! Исай не мог высчитать систему работы начальника, систему его жизнедеятельности, истоков его таланта и его дьявольской силы. С годами, все более восхищаясь делами Архимандритова, Исай Львович чувствовал, как усиливается в нем страх, как накатывает, обволакивая сердце адский ужас…
Зато генерал знал точно, что не имеет права ошибиться; у Папы Сени ошибки не прощались никому и никогда. И предлагая что-то или кого-то Архимандритову, высказывая личное мнение, нужно было уметь сказать единственно правильное, что не вызовет у босса возражений. Потому как он вовсе нечасто испрашивал чьего-то мнения…
И тогда, когда Архимандритов заметил, что им нужно подготовить, вырастить молодые кадры, он услужливо промолчал. Зная, что любая реплика босса равносильна его приказу, – скорому для исполнения. А Архимандритов, застыв в раздумье, и словно снимая с невидимого энергетического потока информацию, взял остро отточенный карандаш и написал незнакомую фамилию «Румянцов». Потом, подняв пронизывающие до нутряной глуби глаза, посмотрел на Исая, и, протягивая листок своему другу и помощнику, сказал:
– Этот.
Исай даже не рискнул спросить имя и отчество этого Румянцова, хотя не сомневался, что патрон знал даже, где тот сейчас находится; он лишь осторожно поинтересовался:
– Арсений Алексеевич, он… слушатель академии? И тут же облегченно выдохнул, когда услышал ответ.
– Ты попал в точку. Его зовут Иван.
Исай не мог себе объяснить, как он попал в точку, как он вообще попадает в эту роковую точку. Он боялся даже осмыслить, откуда в его голову приходят эти знания: что и когда надо ответить… потому что в какое-то мгновение ощутил, что им управляет чужая воля, а, ощутив, испугался и затаился.
Пока что судьба-злодейка благоволила ему; Гейер-Генерозов ни разу не промахнулся, или… почти ни разу… Лишь единожды, в 1953-м, тучи сгустились над головой Исая, и он стучал в запертую дверь кулаками и ногами, пока с пальцев не слезла кожа и не полилась кровь, а потом, замерев в омертвительной панике и хватая в легкие воздух, во всю мощь, до полного изнеможения выдохнул, адресуя Архимандритову: «Дья-я-я-я-я-я-я-я-я-вол!». Оттого, что до этого Исай Львович длительное время бился в истерике, голос покинул его гортань, и кроме сипящего выдоха никто ничего не смог бы услышать. Его «Дьявол!» прозвучало в нем самом… Но в тот момент, когда он орал это слово, разрывая внутренности, сидевший в кабинете Арсений Алексеевич почувствовал, как нестерпимо ему хочется улыбаться… Он встал из-за стола, открыл тщательно замаскированную в нише дверь, вошел в лифт и тот медленно, затем набирая скорость, все быстрее и быстрее опустился на большую глубину, после чего плавно остановился.
