Однако русские морские офицеры и в этих чудовищных условиях смогли дать последний должный ответ атаковавшему противнику. Хотя на «Жемчуге» и началась паника, а часть команды бросилась за борт, ситуацию изменили два офицера — капитан 2-го ранга Николай Владимирович Кулибин (которому будет суждено пасть от руки большевиков в Петрограде четыре года спустя) и артиллерийский офицер лейтенант Юлий Юльевич Рыбалтовский.
Дело хорошего отпора нападавшему германскому крейсеру осложнилось тем, что матросы, относительно быстро занявшие свои места у целых орудий, по команде Рыбалтовского и Кулибина не обнаружили там снарядов — элеваторы подачи не действовали. Отчасти это произошло потому, что капитан корабля капитан 2-го ранга барон Иван Александрович Черкасов перед своим съездом на берег приказал убрать боезапас в погреба, так как снаряды нагревались из-за высокой температуры наружного воздуха.
Словно предвидя грядущую трагедию, старший офицер крейсера Николай Владимирович Кулибин настойчиво добивался разрешения командира зарядить хотя бы два орудия и иметь около них по пять снарядов в кранцах первых выстрелов и элеваторах.
Именно из одного из этих чудом уцелевших кормовых орудий лейтенант Рыбалтовский лично открыл огонь, успев произвести по «Эмдену» всего лишь несколько выстрелов. И хотя по его показаниям два снаряда попали в германский крейсер, документально это не было подтверждено.
Вахтенный начальник крейсера мичман А. К. Сипайло открыл огонь из уцелевшего носового орудия и первым же выстрелом по германскому крейсеру добился попадания. На «Эмдене» вспыхнул пожар, о котором скромно умолчал германский мемуарист.
Второй выстрел орудия мичмана Сипайло совпал с прямым попаданием в него германского снаряда, уничтожившего и всех находившихся возле людей…
По «Эмдену» была открыта стрельба не только с крейсера «Жемчуг». Правда, на германском крейсере не сразу установили, откуда ведется огонь, «но скоро сигнальщики заметили французскую канонерку „D’Iberville“, стоявшую на якоре посреди купеческих судов. Стало очевидным, что это именно она по нам и стреляла», — вспоминал германский очевидец обстрела.
Германский крейсер стал разворачиваться, стремясь поскорее покинуть порт, когда уцелевшие моряки «Жемчуга» добрались до своих орудий, подключили элеваторы подачи снарядов и открыли по нему ответный огонь.
«Эмден» продолжал медленно уходить, ложась на обратный курс и отвечая залпами своих кормовых орудий по объятому пламенем русскому кораблю. На прощание капитан Мюллер приказал выпустить по гибнущему русскому крейсеру еще одну торпеду, и в 5 час 28 мин утра её взрыв потряс борт «Жемчуга».
От этого взрыва крейсер разломило пополам, и он стал стремительно уходить под воду. Со стороны «Эмдена» картина выглядела следующим образом: «…гигантский столб серого дыма, пара и водных брызг поднялся на высоту около 150 метров. Части судового корпуса, оторванные взрывом, летели по воздуху. Крейсер разломился пополам. Носовая часть отделилась. Затем дымом закрыло от нас весь корабль, и когда он рассеялся, то через 10–15 секунд крейсера уже не было видно, а из воды торчал обломок его мачты. На воде среди обломков дерева кишели люди. Но „Эмдену“ было не до них. Да к тому же поблизости находилась масса рыбачьих лодок, которые могли подать помощь утопающим».
Впоследствии, при расследовании гибели «Жемчуга» основные обвинения были выдвинуты против его командира. Капитан 2-го ранга барон Черкасов вопреки предупреждениям местных портовых властей не принял необходимых мер по повышению бдительности и усилению боеготовности корабля на случай внезапного нападения. Сославшись на нездоровье, он все же съехал на берег в гостиницу, оставив за себя старшего офицера.
Съезд командира на берег создал на корабле представление, что стоянка в Пинанге — отдых после походов, и когда на крейсер обрушился враг, старший офицер даже не отдал приказания играть боевую тревогу.
Выжившие свидетели утверждали, что не могли отыскать и ключи от артиллерийских погребов… В ходе следствия вспоминали, что обстановка на «Жемчуге» была весьма нервозной, мешавшей несению боевой службы. Эпицентром и главным источником этой нервозности был, по показаниям офицеров крейсера, сам командир корабля барон Черкасов. Его отличали нетерпимость к чужому мнению и беспечность в условиях начавшейся войны.
Впрочем, некоторым оправданием этому командиру могло служить его самочувствие — болезнь ноги, сопровождавшаяся болями. Ряд проступков капитана, отмеченных еще до гибели вверенного ему крейсера, граничили с изменой.
Так, свидетели вспоминали про его приказ отправить радиограмму на крейсер «Аскольд» с указанием координат «Жемчуга» открытым текстом. Осмелившимся протестовать барон Черкасов ответил, что это не страшно, ибо в этих широтах «русского языка все равно никто не знает».
Вспомнился случай, когда в походе барон запрещал объявлять боевую тревогу при обнаружении в море неизвестного судна, хотя это и являлось уставным требованием в Русском императорском флоте. А на время стоянки на Андаманских островах, в незащищенном порту Блэр Иван Александрович Черкасов также съезжал на берег, запретив выставлять вахту у орудий под предлогом «не нервировать уставшую команду».
Так или иначе, но по вине командира погибли один офицер и 81 матрос из экипажа «Жемчуга», 3 офицера и 112 нижних чинов были ранены, и сразу по прибытии выживших в Россию командир «Жемчуга» и старший офицер были преданы суду, приговорившему их к разжалованию в матросы.
Иван Александрович Черкасов вернулся во флот в чине капитана 1-го ранга во время Гражданской войны, поступив в Вооруженные силы Юга России.
Пройдя завершающий этап этой войны, он вместе с армией барона Врангеля покинул Россию и через Константинополь отправился на постоянное место жительства во Францию, где и умер в оккупированном немцами Париже 11 марта 1942 года.
На христианском кладбище острова Пинанг в Малайзии, рядом с Западной дорогой и поныне возвышается памятник с мемориальной доской. На ней выбито несколько десятков фамилий погибших 15 (28) октября 1914 года чинов флота и надпись на русском и английском языках: «Русским военным морякам крейсера „Жемчуг“ — благодарная Родина».
Вскоре после описываемых событий, 26 октября 1914 года, другой русский крейсер — «Аскольд», отправленный волей фон Шульца конвоировать торговые суда союзных флотов и возглавляемый капитаном 1-го ранга Сергеем Александровичем Ивановым, — возвратился на Цейлон, в Коломбо, откуда на следующий день, конвоируя четыре транспорта, отбыл в Бомбей, куда добрался уже через пять дней.
Вскоре «Аскольд» вновь пришвартовался в Коломбо, откуда 10 ноября отправился во второе самостоятельное крейсерство, оказавшееся непродолжительным. 12 ноября на корабле приняли радиограмму: «Командующий требует, чтобы „Аскольд“ возвратился в Коломбо и приготовился к дальнейшему плаванию». Затем от торговых судов на русском крейсере узнали, что «Эмден» у Кокосовых островов был потоплен 9 ноября австралийским легким крейсером «Сидней». Это известие подтвердила и принятая «Аскольдом» радиограмма.
