Германский участник обстрела так описывал разразившуюся артиллерийскую дуэль: «В это мгновение что-то вспыхивает в районе Севастопольской крепости! Слева начинается сильный огонь, который яростно разгорается и затем снова и снова, быстро вспыхивая, переносится слева направо. Секунду длится глубокая, зловещая тишина. — Затем орудийный гром глухо прокатывается сквозь утро. Господи! — Русские уже дали залп! Итак, мы уже давно обнаружены. Совершенно спокойно они могли нас наблюдать и наводить орудия. Но теперь уже загрохотало и у нас на борту. Толчок проходит по всему корпусу корабля — снаряды десяти тяжелых 280-мм орудий с воем проносятся в воздухе и взрываются в районе береговых укреплений. Оба миноносца, которые идут перед нами с тралами, тотчас же укрылись за бронированным корпусом „Гебена“ То, что теперь развертывается, — прямо-таки грандиозная борьба — убийственный поединок неслыханной, ужасной мощи. Первый залп наших тяжелых башенных орудий сменяется средней артиллерией — снова из стволов вырываются яркие вспышки огня — снаряды проносятся с громким свистом. А затем снова гремят пять башен — в воздухе вновь раздается глухой вой. Время проходит в жутком чередовании — два или три залпа средней артиллерии, затем бортовой залп тяжелых башенных орудий — два-три раза резкий треск, затем мощный гулкий, приглушенный грохот. Адский шум сотрясает воздух. На суше бушует смертоносный огонь, русские бешено отстреливаются. Разверзлись сотни огненных жерл — Севастополь подобен аду, который открыл свои пламенеющие пасти. Непрерывно там вспыхивает длинной очередью, выстрелы шумят, грохочут, свистят и шипят на нас — то слишком близко, то слишком далеко. Один-единственный раз огненный дождь, звенящий железный град обрушивается на нас. Ужасный гром по обе стороны. Крр-р-а-х — на суше снова стреляют. Вновь загорается огненная цепь, начинается слева, прекращается далеко справа. Пробегает по всей ширине оборонительных сооружений. Снова раздается рев — снова слишком близко или слишком далеко. Перед нами, за нами, вокруг нас снаряды падают в воду, метровые фонтаны рядами поднимаются из воды, вокруг, по взбаламученному железным градом морю, словно сделанные по волшебству, танцуют белесые колонны. Вздымающаяся, шипучая пена ухудшает видимость — временами ничего не видно — побережье на мгновение исчезает. Залп за залпом вырывается из стволов „Гебена“. Грохот битвы набирает огромную силу… 25 минут грохот непрерывно прокатывается над крымским побережьем, в течение 25 минут наши орудия бьют по российской крепости Севастополь, причём „Гебен“ остается невредимым. Мы медленно отходим в открытое море. Хватит беспорядочной стрельбы — мы прекращаем огонь. Цель достигнута, русские как следует проучены»
[7].
Отдавая должное красочному описанию германского мемуариста, тем не менее, следует помнить, что, согласно документальных подтверждений, обстрел берега происходил следующим образом. Первый залп с «Гебена» с большим недолетом накрыл пространство перед русской артиллерийской батарее № 4, второй у береговой черты, третий перелетел батарею № 4, а четвертый лег еще дальше, и только один из неприятельских снарядов попал в расположение батареи № 16 на Северной стороне, задев одно из орудий и воспламенив пороховые погреба. Часть снарядов, выпущенных с германского крейсера, легла на внутреннем Большом рейде, где стояли основные силы русского флота, а часть, долетев до берега, разорвалась вблизи морского госпиталя, земской школы, в Корабельной слободе, где оказались жертвы в количестве восьми человек и возле угольных складов. Осколки разорвавшихся возле госпиталя снарядов убили двух больных матросов и ранили восемь человек из числа пребывающих на излечении и персонала.
Запоздалый выход в море главных сил Черноморского флота, предпринятый его командующим Эбергардом, естественно, окончился безрезультатно: быстроходный противник не стал дожидаться возмездия и быстро ушел от столкновения.
«Гебен» счел за благо удалиться, правда, совершив на обратном пути еще несколько нападений на наши корабли.
Русский участник событий вспоминал: «В ночь с 15 на 16 октября 1914 года миноносцы 4-го дивизиона под брейд-вымпелом капитана 1-го ранга князя Владимира Владимировича Трубецкого находились в море, в дозоре, вблизи Севастополя. Утром, возвращаясь домой, миноносцы должны были произвести учебную минную стрельбу. В 2 часа ночи на флагманском миноносце „Лейтенант Пущин“ было получено шифрованное радио Наморси: „Турецкие корабли внезапно атаковали в Одессе нашу базу. Война началась. Из Ялты возвращается „Прут“. В случае необходимости окажите ему поддержку“. Расшифровав телеграмму, князь тотчас приказал собрать миноносцы вокруг себя (сигналами Ратьера). Команды построились на палубах. В горячих и простых словах он объявил о вероломном нападении врага, обрисовал им обстановку театра войны и поздравил с началом компании. После молитвы „Спаси Господи, люди Твоя“ сыграна боевая тревога, разведены пары во всех котлах, заряжены торпедные аппараты боевыми минами. Сомкнутым строем кильватера дали ход в направлении мыса Херсонес»
[8].
Начальник 4-го дозорного дивизиона эскадренных миноносцев князь Трубецкой с тремя своими кораблями предпринял смелую попытку атаковать могучий германский корабль, но потерпел неудачу. Германский участник морского боя вспоминал: «Примерно в десяти километрах от суши за кормой выныривают два маленьких, быстро приближающихся облака дыма. Миноносцы! Являются ли они предвестниками русского флота, который, возможно, сейчас к нам подходит? До сих пор изо всей эскадры никого не видно. На большой скорости оба черных силуэта идут в нашу сторону. Отчетливо видны высокие буруны перед форштевнями. Какая дерзость! Они в самом деле хотят предпринять попытку к нападению? Наши 150-мм орудия наводятся на миноносцы. Первый залп гремит над водой. Он ложится с недолетом. Но тут разрываются наши снаряды. Перед миноносцами встают водяные столпы. Теперь и там снова вспыхивают огоньки выстрелов.
Напористые типы, — думаем мы. „Залп“! — „Огонь“! Над первым миноносцем поднимается маленькое белое облако дыма — первое попадание! Теперь еще одно — снаряд попал и в другой миноносец. Он сразу же разворачивается и, тяжело поврежденный, отходит к побережью. С его товарища хватит! Над водой высятся только мостик и высокий бак — спутник бросает его на произвол судьбы»
[9].
По словам русских моряков, участвовавших в столкновении, произошло следующее: «На рассвете обнаружили у берега дым. Полагая, что это „Прут“, увеличили ход до 20 узлов, пошли на сближение. Увидели силуэт большого корабля и двух эсминцев, гул выстрелов. Крепость отвечала огнем. Чтобы помешать обстрелу Севастополя, князь Трубецкой принимает решение атаковать „Гебен“, сбить его с курса, прервать пристрелку. Поднял сигнал: „Он“ — следовать за мной, „Буки“ — больше ход, а на левом ноке реи „Рцы“ — минная атака с левого борта. Миноносцы „Лейтенант Пущин“, „Живучий“ и „Жаркий“ перестроились в строй уступа влево, увеличили ход до полного. „Гебен“ подпустил миноносцы ближе и правым бортом открыл огонь из 150-мм орудий. Первый залп — недолёт, второй — перелет, третий, четвертый, пятый и остальные — накрытие. Огонь был сконцентрирован на „Пущине“. От взрыва 150-мм снаряда, попавшего на палубу под мостиком и взорвавшегося в кубрике команды, вспыхнул пожар и была выведена из строя вся прислуга носовой подачи снарядов. Следующим залпом смело всех сигнальщиков, разворотило штурманскую рубку и привод штурвала. Миноносец управлялся машинами. Нос начал погружаться, электрическая проводка была перебита, почему нельзя было откачивать воду. Температура от разгоревшегося пожара быстро стала подниматься, начали рваться снаряды. Флаг-офицера командующего дивизионом мичмана Гипариса выбросило вон. Кровь покрыла мостик. Князь Трубецкой, контуженный в голову, встал к ручкам телеграфа, выровнял миноносец. Наконец, „Пущин“ дал торпедный залп. Увидев мины, „Гебен“ резко свернул вправо, носом к минам. Они прошли у самого борта. „Гебен“ и дивизион миноносцев разошлись на контркурсах. Цель атаки была выполнена, обстрел был сорван. В атаке серьёзно пострадал только „Пущин“ На нем было выбито 25 % личного состава, одного матроса выбросило за борт, один пропал без вести. Миноносец получил две крупные пробоины в носу и в корме. Несмотря на повреждения, миноносец дошел до базы, и его ремонт занял всего 20 суток. Он был спасен только благодаря геройскому поведению экипажа. Под руководством боцмана, подавшего пример, команда заделала пробоины, потушила пожар. Для преследования „Гебена“ Трубецкой пересел на „Жаркий“, но крейсер, дав полный ход, стал удаляться в сторону мыса Херсонес»
[10].
