Генерал Боровский со своими юнкерами и студентами при поддержке Кубанского полка атаковали станцию и взяли ее после ожесточенной рукопашной схватки. С южного направления подходил второй бронепоезд красных, однако артиллеристы полковников Миончинского и Биркина открыли по нему точечный огонь, и железной машине пришлось пятиться назад, отвечая отдельными выстрелами на предельной, не представляющей опасности для белых дистанции. Добровольцы наконец получили возможность вырваться из кольца и форсированным маршем направились наконец на отдых и пополнение через территорию дружественно настроенного населения. А. И. Деникин вел армию, меняя маршруты движения и обманывая разведку красных так, что у преследующих его красных частей не было точной ориентировки движения Добровольческой армии. Большевистская пресса писала тем не менее о разгроме и ликвидации «белогвардейских банд, рассеянных по Северному Кавказу», не совсем точно представляя себе истинное положение дел. Добровольческая армия оторвалась от противника, отдохнула, приняла пополнение и вышла снова на границу Дона и Ставрополья. Первый Кубанский поход окончился, и начиналась следующая страница белой борьбы на Юге бывшей империи. В боях и маршах, продолжавшихся с редкими перерывами 44 дня, Добровольческая армия прошла в обшей сложности свыше 1000 километров, потеряв 400 человек убитыми и вывезя до полутора тысяч раненых, не считая тех, кто был оставлен в станицах до выздоровления. «Ледяной поход» Белой армии породил своих героев и положил начало белым традициям. «Генерал Корнилов задумал, а генерал Деникин осуществил» — так говорили впоследствии участники Первого Кубанского похода о его концепции. «С Деникиным не пропадем!» — решили марковцы… Чуть позже для «первопоходников» был учрежден особый знак — меч на терновом венце на георгиевской ленте и с круглым триколором посередине. Один из таких знаков за номером 4444 хранится в личной коллекции автора.
Глава вторая
Поход продолжается
(О втором Кубанском походе)
Пока Добровольческая армия пополняла резервы и восстанавливала силы, огромная, сосредоточенная на Северном Кавказе Красная армия, выросшая до исполинских размеров за счет оставивших фронт солдат императорского Закавказского фронта, становилась все более плохо управляемой даже своими начальниками силой. Из Севастополя прибыли матросы, ушедшие от немцев. Сюда же для отдыха и пополнения сил были вывезены из Крыма различные части красной украинской гвардии, спасенные большевиками от германских частей, вошедших в Крым. Эти части, озлобленные поражением, недоеданием и вынужденным бегством из насиженных мест, где еще недавно были полноправными хозяевами и властителями жизней простых смертных, горели жаждой мести и жестоко отыгрывались на местном населении.
На курортах Пятигорска, Минеральных Вод и Ессентуков скопилось свыше 15 тысяч больных и раненых офицеров, солдат и гражданских лиц. Местные советы объявили лечившихся людей «резервом Корнилова». Их перестали кормить и предоставлять питание, запретили местным торговцам продавать любые продукты. В результате люди выразили свой протест, и он был подавлен красногвардейцами под видом борьбы с мятежом «в тылу красных войск». Согласно Краткой справке, составленной Особой Комиссией по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем ВСЮР и посвященной статистике арестов, проводившихся большевиками с 1 января по 8 июля 1918 года, говорилось: «… Число лишившихся свободы не поддается точному учету, так как полный произвол арестов без регистрации и фиксированных документально распоряжений об аресте, без соблюдения хотя бы гарантий правильности ареста, вызвал отсутствие необходимых сведений. Арестовывать мог каждый красноармеец и рабочий именем советской власти, и арестованные сдавались в различные пункты при советских учреждениях без документа…»
[39]
Почти каждый второй крестьянин, проживающий на Кубани, имел статус «иногороднего», то есть не обладающего казачьими привилегиями и правами, а следовательно, использующего меньшие земельные наделы. Иногородние освобождались и от финансового бремени расходов на несение военной службы, однако их отношение к казакам строилось на непримиримости с фактом своей земельной ущербности, впрочем, достаточной мнимой. Иногородние стали главным оплотом большевиков в деле реквизиций казачьих земель, достававшихся им в качестве награды за участие в борьбе с «буржуазией». Особо жестоко расправлялись с людьми, имевшими офицерские и порой даже унтер-офицерские чины, а когда иссякали враги в светской жизни, репрессии переносились на духовных лиц, не забывая реквизировать попутно и церковные земли. Местные советские власти запрещали колокольный звон в храмах, запрещали священникам отпевать и хоронить «контрреволюционеров», поощряли издевательства люмпенов над крестными ходами. Многочисленные документы, составленные следственными органами белых, свидетельствуют о совершенно непотребных выходках большевиков в отношении православного духовенства. Известны случаи въездов красноармейцев в церковь на лошадях, их присутствие в храмах в шапках, с папиросами во рту, с нецензурной руганью (это было в станицах Новокорсунская на Кубани) или взломов замков наружных дверей храмов и внутренних хранилищ для похищения денег и церковных ценностей, как это было в станицах Батуринской и Кирпильской.
Духовных лиц зачастую объявляли вне закона, арестовывали и мученически казнили за произнесение проповедей, в которых большевиками мог быть усмотрен хоть малейший намек на осуждение богоборческой власти. Расправы следовали и за служение напутственных молебнов проходящим частям Добровольческой армии, за участие в погребении чинов императорской армии или добровольцев.
В справке Особой Комиссии по расследованиям злодеяний большевиков говорится об убийстве на площади станицы Вознесенской священника Троицкой церкви о. Алексея (Ивлева), прослужившего в этом храме к тому времени 36 лет, за то, что тог происходил из казаков и когда-то служил в гвардии. Священник станицы Усть-Лабинской о. Михаил (Лисицын) был убит, а перед убийством красноармейцы накинули ему петлю на шею, водили по станице, глумились и били его, так что под конец он уже сам, падая на колени, просил поскорее с ним покончить. Жене священника предложили заплатить 600 рублей за разрешение похоронить его… Только в сравнительно небольшом Ставрополье следственная комиссия белых сумела добыть материалы, доказывающие убийства более чем 32 священнослужителей, 4 дьяконов и 3 псаломщиков, хотя, по единодушному признанию белых следователей, количество жертв среди духовенства в реальности было еще большим. Добровольно сдавшие оружие казаки пребывали в уверенности, что в обмен на свою лояльность новой власти та ответит сохранением казачьих привилегий и земельных наделов. Наблюдая обратное в отношении большевиков к Дону и к казачеству, они начинали восставать против разгула большевистского террора, проникавшего уже даже не просто в уклад казачьей жизни и ее быт, но посягавшего на ее духовные устои в самом оскорбительном и варварском виде.
В апреле 1918 года восстало 11 казачьих станиц в районе Ейска, за ними восстания полыхнули в станице Кавказской и Армавире, а затем и в горных станицах Баталпашинского района, где войсковой старшина А. Г. Шкуро объединил казаков в малочисленный, но эффективно боровшийся против регулярных красных частей отряд.
