Сторонами был определен ее следующий порядок. В первую очередь право эвакуации предоставлялось больным и раненым воинам, далее семьям военнослужащих ВСЮР, потом семьям гражданских служащих и прочим лицам при наличии времени и места. Руководство ВСЮР, по договоренности с британцами, подлежало эвакуации в последнюю очередь. Британские транспорты доставляли беженцев в Салоники, Принкипо, везли на Кипр и в Королевство СХС. Регулярности рейсов не существовало, иногда британские корабли прерывали эвакуацию по различным политическим мотивам, однако конвейер по вывозу российских граждан не переставал работать. Вывезенные беженцы размещались с минимальными удобствами и даже могли найти какую-нибудь работу в местах своего расселения. Считалось, что все русские, выехавшие до осенней эвакуации в октябре/ноябре 1920 года, были относительно удачливы в сопоставлении с теми, кто покидал родину с последними кораблями, ибо ничто не могло сравниться с ужасом последней эвакуации, ее человеческими драмами и жертвами, о которых пойдет речь в другой главе нашего повествования.
В тылу ВСЮР дела в начале 1920 года обстояли далеко не блестяще. Правительство Кубани, окончательно запутавшееся во внутриполитических склоках и раздорах, перестало нести ту функцию, которая была возложена на нее согласно договоренностям между Добровольческой армией и Радой. Пополнения на фронт с Кубани полностью прервались. Кубанское правительство считало, что не должно посылать казаков воевать за некие эфемерные «общегосударственные интересы». Оно словно забыло, что, по выражению одного из рядовых участников Белого движения, «Белая идея — идея свободной жизни в освобожденной стране», что «она не фраза, хотя бы и высокого смысла, а побуждение к должным действиям» и «носителями ее должны быть все»
[149]. На границе с Грузией было тоже неспокойно, ибо оттуда на Адлер и Сочи выдвинулась 2-тысячная армия так называемого Комитета освобождения Черноморья, созданная из остатков разбитой 11-й советской армии, чьими идейными вдохновителями были бежавшие в Грузию русские провинциальные меньшевики и эсеры, и чьими инструкторами служили офицеры грузинской армии. У ВСЮР не было достаточно сил, чтобы остановить продвижение этой группировки, так как границу с Грузией прикрывала лишь одна 52-я бригада добровольцев, созданная из бывших пленных красноармейцев и объединенная в несколько батальонов, под громким названием «бригада». Армию Комитета освобождения Черноморья поддержали и местные бандитские формирования, носившие в то время общее название «зеленых» за свою приверженность партизанской войне под прикрытием «зеленых дубрав и лесов». 52-я бригада не выдержала натиска бандитов и отступила из Адлера, а затем оставила Сочи. Комитет провозгласил создание независимой Черноморской республики и повел наступление на север. В отсутствие людских резервов командующий Черноморским фронтом Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский подал прошение Деникину об отставке по причине невозможности выполнять свои обязанности по противостоянию бандам и отрядам так называемой Черноморской республики, однако регулярные части белых продолжали бои с многочисленными бандами.
11 февраля 1920 года армия Черноморской республики заняла Лазаревскую и стала угрожать Туапсе. 25 февраля 1920 года она заняла Туапсе, где произошел внутренний переворот, организованный служившими в Черноморской армии большевиками, которые быстро организовали «фронтовой съезд», отказались признавать Черноморский комитет, избрали ревком и мобилизовали крестьян в некую Черноморскую красную армию.
Сложная ситуация сложилась и с группировкой генерала Шиллинга. Два корпуса остались на правом берегу Днепра, участвуя в прикрытии Одессы и Херсона от нападения большевиков, а корпус Якова Александровича Слащева был направлен для защиты Северной Таврии и Крыма. Состав двух корпусов Шиллинга уступал в боеспособности ударным войскам марковцев или дроздовцев, и единственным, динамичным и активным ядром его войск был корпус генерал-майора Якова Александровича Слащева. На Днепре обстановка складывалась тяжелая: 12-я советская армия, наступая от Кременчуга и Черкесс, переправилась на правый берег Днепра и туда же направлялась 14-я советская армия. Железная дорога Александровск — Кривой Рог — Долинская контролировалась бандами Махно; в селах крестьяне объединялись в вооруженные отряды и порой занимались неприкрытым грабежом. У Екатеринослава и Умани бродили петлюровские части. Связь между подразделениями Белой армии была ненадлежаще налажена, в результате чего возникла хаотическая обстановка, в которой отдельные части и соединения корпусов Шиллинга двигались в разных направлениях, принимая решения о вступлении в бой с петлюровцами и бандитами на усмотрение младших офицеров, отягощая себя бесконечными вереницами обозов и беженцев. Вся эта человеческая лава медленно, но верно откатывалась на юг.
Деникин не видел необходимости удерживать Одессу, считая, что больший смысл имела бы концентрация отступавших подразделений и их переформирование под Херсоном, откуда можно при необходимости было бы пробиться в Крым. Союзные миссии, напротив, были настроены на оборону Одессы, о чем не замедлили известить Деникина, с чем тот был вынужден согласиться, попросив союзные миссии в случае катастрофы обеспечить эвакуацию войск плавсредствами союзных армий, а также уведомить Румынию о необходимости пропуска отступающих воинских подразделений и беженцев. Глава французской военной миссии генерал Франше д'Эспере оповестил Деникина, что Румыния согласна пропустить на свою территорию некоторые части и беженцев при соблюдении некоторых дополнительных условий силами ВСЮР.
В середине января 1920 года, взяв Кривой Рог, большевики двинули свои силы на Николаев. Генерал Шиллинг срочно призвал конный корпус полковника Федора Эмильевича Бредова, находившийся под Вознесенском, чтобы нанести наступающим большевикам фланговый удар, оставив части генерал-лейтенанта Михаила Николаевича Промптова на прикрытии Одесского района. Когда 24 января (7 февраля) 1920 года 2-й корпус Промптова оказался у Одессы, город был оставлен белыми войсками, а последние транспорты вышли на рейд. Шиллинг направил директиву Промптову перейти через Днестр у переправы и установить маяки, чтобы, выйдя в Румынию, ожидать кораблей для отправки своего корпуса в Крым, но при первых попытках переправиться на румынскую территорию, 2-й корпус был обстрелян румынами и был вынужден двинуться вдоль русской границы Днестра на север, где и соединиться с конным корпусом полковника Бредова в Тирасполе. Вместе с войсками Бредова корпус генерал-лейтенанта Промптова совершил поход вдоль Днестра до районов, занятых польскими войсками, и 25–26 февраля 1920 года оказался интернированным в Польше, помещенным вместе с солдатами и офицерами корпуса в концентрационный лагерь, откуда смог вернуться с товарищами по оружию в Крым лишь летом 1920 года: «В лохмотьях, босые, некоторые в одном грязном нижнем белье»
[150].
4 февраля 1920 года генерал Шиллинг опубликовал приказ об эвакуации Одессы. «К утру 6 февраля доносившаяся с севера артиллерийская стрельба, которую вели, вероятно, отходившие к Одессе бронепоезда, становилась все слышнее и в городе создавалось если не паническое, то, во всяком случае, нервное настроение. Тысячи людей толпились у молов, где стояли большие пароходы. Взамен нашедших на них место людей все время подходили новые толпы военных и гражданских лиц, женщин и детей. В эти дни стояли морозы около 5–10 градусов, и море на подходах к Одессе было покрыто довольно густым плавучим льдом, образовавшим в порту от движения судов ледяную кашу…»
[151]. В ночь на 7 февраля генерал Шиллинг со своим штабом перешел на пароход «Анатолий Молчанов». В 6 утра 8 февраля 1920 года части советской 41-й стрелковой дивизии вошли в Одессу со стороны Пересыпи и Каяльника. Комендант Одессы полковник Стессель с группами офицеров и небольшими отрядами солдат из разных частей расчистил путь для беженцев к западным окраинам города. Колоннами, беженцы потекли в сторону румынской границы, собираясь в 20 верстах от города, в немецкой колонии Гросс Либенталь. Те из беженцев, кто, не задерживаясь в колонии, пустился в путь в сторону Тирасполя, успели догнать конный корпус полковника Ф. Э. Бредова, однако очень скоро дорога на Тирасполь оказалась захваченной красной конницей, напустившейся на обозы беженцев, вырубая их безо всякого сожаления. Из колонии оставшиеся полтора десятка тысяч беженцев тронулись вдоль черноморского побережья на Овидиополь, чтобы переправиться по льду днестровских лиманов, выйти к румынской границе. Румынские пограничные части встретили поток беженцев артиллерийским огнем. После переговоров с парламентерами от беженцев согласились пропустить их через свою границу, наскоро устроив фильтрационные пункты, где придирчиво изучали документы беженцев. В итоге через румынскую границу были пропущены лишь иностранцы, а русские были оставлены на льду лиманов на ночь и под оружейным огнем принуждены вернуться назад.
