Новороссийская катастрофа оставила глубокий след во всех слоях армии и создала определенное недоверие по отношению к высшему командованию. По прибытии в Крым, в Севастополе 3 апреля 1920 года Деникин созвал совещание всех старших начальников для избрания преемника главнокомандующему Вооруженными Силами России; в список потенциальных кандидатов были включены Врангель, Юзефович, Боровский и Покровский. Председателем совета был назначен генерал от кавалерии A. M. Драгомиров. В ходе обсуждения генералу Деникину пришлось сложить с себя полномочия Главнокомандующего. В приказе № 2899, отданном в Феодосии 4 апреля 1920 года, своим преемником он был вынужден назначить барона Врангеля. Вечером того же дня Деникин попрощался с сотрудниками штаба, своим конвоем и охранной офицерской ротой, состоявшей из многих «первопоходников». Многие из чинов штаба и роты не смогли сдержать слез. Простившись, Деникин отправился на пристань, где вместе со своим старым другом генералом Романовским и британским военным представителем генералом Холменом поднялся на борт британского миноносца, доставившего их в Константинополь. Русское посольство, сославшись на нехватку жилых помещений, отказалось приютить бывшего главнокомандующего и начальника его штаба. Иван Павлович Романовский отправился договариваться относительно машины, которая могла бы доставить их в расположение британской миссии, куда оба генерала были давно званы. Неожиданно в холле посольства появился человек, одетый в офицерское пальто мирного образца с золотыми погонами, внезапно доставший из правого кармана «кольт» и трижды выстреливший в Романовского, сразив бывшего начальника деникинского штаба наповал… Пометавшись по зданию посольства, стрелявший выбежал в одну из дверей, услужливо открытую одной из беженок, находившейся в посольстве.
Через день, потеряв своего последнего друга и соратника, на британском линкоре «Мальборо» Деникин направился в Великобританию. Сразу по принятии Главного командования, Врангель приступил к переформированию армии. Войска Вооруженных Сил Юга России были переименованы в Русскую Армию и разделены на пять корпусов: 1-й армейский корпус генерал-майора А. П. Кутепова, в который входили Алексеевская, Дроздовская, Корниловская и Марковская дивизии; 2-й армейский корпус генерал-лейтенанта Я. А. Слащева (в него вошли 13-я и 34-я пехотные дивизии и отдельная кавалерийская бригада); Донская бригада генерал-лейтенанта Ф. Ф. Абрамова, включавшая 1-ю, 2-ю и 3-ю Донские дивизии; Сводный корпус генерал-лейтенанта П. К. Писарева, в который входили 1-я, 2-я и 3-я Кубанские дивизии, а также Чеченская бригада) и Конный корпус генерал-майора И. Г. Барбовича (в ген.-лейт. произведен в июле 1920), состоявший из 1-й и 2-й кавалерийских дивизий. При каждой дивизии создавались запасные полки. Было основано военное училище и разнообразные курсы: инженерные, пулеметные и т. д. Начинался последний акт сражения с большевизмом на Юге России.
Глава седьмая
Великий конспиратор Северо-Западной армии
На холме русского «николаевского» кладбища Кокад в Ницце, в самом северном его пределе, расположен склеп генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича, скончавшегося в 1933 году в соседнем с Ниццей городке Сен-Лоран Дю Вар. Полного генерала и Главнокомандующего похоронили вначале в алтаре каннского собора Михаила Архангела, рядом с усыпальницами русских Великих князей, но по какой-то причине перенесли на Кокад 9 декабря 1957 года, стараниями чинов РОВС и при посредстве представителя РОВС в Ницце генерала Михаила Андреевича Свечина.
Местный служитель русского некрополя Евгений Николаевич Веревкин, краевед и знаток множества историй из жизни русской эмиграции, лаконично намекнул автору этих строк, что сам вопрос о перезахоронении Юденича возник не случайно, что некоторые из Великих князей буквально настояли, чтобы прах белого Главнокомандующего был перенесен из Канн прочь. «Cherchez le femme», — лаконично намекнул нам Веревкин.
С места последнего пристанища генерала Юденича открывается чудный вид на лазурь далекого Средиземного моря, дальние черепичные крыши, окруженные вечнозелеными кипарисами, и взлетную полосу городского аэропорта.
Здесь окончился долгий крестный путь одного из вождей Белого движения на Севере, недавнего героя Великой войны, отставленного Керенским от должности Главнокомандующего Кавказским фронтом 2 (15) мая 1917 года. Покинув Тифлис, Николай Николаевич с супругой переехал в пустующую квартиру адмирала Хоменко, что располагалась на Каменоостровском проспекте, в доме Страхового общества «Россия». «Генерал, будьте спокойны, мы вас убережем!» — пообещал знавший его старший дворник, руководивший переездом семьи Юденича на новую квартиру. В дни Октябрьского переворота Юденич пребывал в Москве, однако вскоре вернулся в Петроград для проверки возможности создания офицерской организации из числа знакомых генерала в бывших полках Российской императорской гвардии. Вскоре большевики демобилизовали все гвардейские полки, оставив лишь один лейб-гвардии Семеновский полк под новым названием «полка по охране города Петрограда». В 20-х числах ноября 1918 года, когда Юденич отбыл в Финляндию «при помощи тайной организации», он стал поддерживать связь в полку через курьеров. Офицерскую организацию поддерживал постоянно проживающий в Стокгольме финансист и банкир Ф. Ф. Лич, много сделавший для открытия Русско-английского банка, где были размещены активы, полученные впоследствии Юденичем от A. B. Колчака. В Финляндии Юденич начал переговоры с главнокомандующим финской армией, бывшим генерал-лейтенантом русской службы, кавалергардом Карлом-Густавом Эмилем Маннергеймом. «Швед по происхождению, финляндец по образованию, этот образцовый наемник понимал службу, как ремесло. Он все умел делать образцово и даже пить так, чтобы оставаться трезвым…»
[156]. Маннергейм, избранный финским парламентом главой государства и регентом 11 ноября 1918 года, оказался в нужном месте и в нужное время. Судьба вознесла его на вершину власти новообразованного государства. Гибнущая под распространяющимся большевистским игом Россия теперь мало его занимала. Иностранец, чуждый России и русским, он принимал от нее блага и чины до той поры, пока она оставалась сильной империей, однако в дни ее развала он также преуспел, выдвинувшись на идеях крайнего национализма и даже воинственной агрессии против России. По существу, Маннергейму было неважно, смогут ли патриотически настроенные русские генералы и офицеры обуздать разгул большевизма. Для него, как и большевики, они оставались «этими русскими», что превосходно доказали действия 27-го финского егерского батальона при взятии Выборга для подавления восстания финляндских красногвардейцев: «… Они без разбора расстреляли вместе с финскими красногвардейцами и проживавших в Выборге русских офицеров из бывших финляндских стрелковых полков. Если этих „егерей“ воодушевляла идея захвата Карелии, то они были более чем равнодушны к участию в освобождении Петрограда от большевиков»
[157]. Похоже, что Юденич не желал видеть этих антирусских настроений барона Маннергейма и его подданных. Он уповал, что союзники по Антанте, высадившись в балтийских портах России, смогут помочь одолеть большевизм в союзе с русскими добровольцами, о чем генерал говорил с британцами в декабре 1918 года, однако не встретил полного понимания своих устремлений. Британия не видела особенной выгоды в десантах, предложенных Юденичем, а внешнеполитический курс Лондона уже склонялся в сторону установления коммерческих связей с большевистским правительством. С большим пониманием к его идеям совместной с Антантой борьбы против большевизма отнеслись французы, однако ни к каким практическим результатам эти беседы так и не привели.
