– Какой сегодня день? – спросило чудовище.
– Что?
– Дата. Какая сегодня дата?
– Третье октября, – сказал Эверетт.
– А год какой?
– Две тысячи двенадцатый.
Гуманоид улыбнулся.
– Эверетт, если ты спрячешь револьвер и выведешь меня отсюда, я спасу твоего отца, после того как спасу своего.
Эпилог
Сидя в машине, он смотрел, как они выходят из Мэндфилдского музея электро– и робототехники. Половинка идеальной семьи. Мальчик уцепился за отцовскую руку, оба шагают к желтому «жуку» – и навстречу беде. Он помнил эти мгновения. Последние по-настоящему добрые воспоминания об отце, их последний маленький праздник. Таннер помнил, с каким восторгом слушал рассказ старого музейщика, доносящийся из древнего ларингофона, как будто дедушка сам был роботом. Это было тем самым вечером, с которого все покатилось в пропасть.
– Готовы? – спросил Эверетт. Он сидел за рулем «рэббита».
– Да, – сказал Таннер.
– Хотите, я пойду с вами?
– Нет. Я должен сделать это один. Я недолго. – Таннер взял картонную коробку с заднего сиденья и вышел.
Дэвид заметил его издалека. Мальчиком Таннер не осознавал этого, но теперь понимал: отец всегда был настороже, каждую минуту готовился защищать его от всех напастей мира. В глазах отца, когда тот повернулся к нему, Таннер прочел вопрос: Ты не враг моему ребенку?
Четырехлетний Таннер забрался на свое сиденье в машине. А сорокалетний Таннер подошел к Дэвиду вплотную.
– Здравствуйте, – сказал Дэвид.
– Здравствуйте, Дэвид, – сказал Таннер.
– Простите, мы знакомы?
– Я здесь не для того, чтобы вас пугать, но мне нужно, чтобы вы выслушали меня. Вы сейчас собирались позвонить вашему издателю и сообщить, что напишете последнюю главу вашей новой книги. Хочу вас попросить не делать этого. Пока не делать.
Дэвид застыл. В уголках губ заиграла улыбка.
– А вы кто? – весело спросил он – И в чем дело?
Таннер вручил отцу картонную коробку.
– Что это? – спросил Дэвид.
– Неоконченная книга. Или, по крайней мере, книга без эпилога.
Дэвид открыл коробку.
– Слушайте, я не читаю самотечные рукописи… – начал он, но осекся, взглянув на титульный лист, где значилось: Старик с Примроуз-лейн. – Вы это написали? – спросил он.
– Нет.
– Тогда кто?
– Почитайте, – сказал Таннер. – Это все объяснит – лучше чем я. Я вернусь через месяц, и мы поговорим. Пока просто почитайте. И я вас очень прошу – не звоните издателю сегодня.
Четырехлетний мальчик постучал в окно. Он помахал незнакомцу:
– Здрасте, дядя!
– Привет, малыш, – сказал Таннер. Он улыбнулся самому себе. Этого он не помнил. Случилось то, чего не случалось раньше. Добрый знак?
Таннер развернулся и пошел прочь, так и оставив Дэвида в растерянности.
8 октября 2012 года Райли Тримбл вернулся в свою одиночную камеру в конце коридора в лечебнице Святого Себастьяна для психически больных преступников. Он ждал санитара с таблетками.
Бизл приказал ему ждать здесь, в этом медицинско-оздоровительном аду. Прошло уже четыре года. С таким же успехом он мог бы сидеть в тюрьме. Сколько еще ждать возвращения Дэвида?
– Добрый вечер, – сказал мужчина в белой униформе, войдя в комнату Тримбла и закрыв дверь.
– Где Салли? – спросил Тримбл.
– Заболел, – ответил мужчина в белом.
– Как тебя зовут?
– Таннер, – сказал мужчина.
– Привет, Таннер.
– Привет, Райли.
* * *
Следующим утром Синди Ноттингем за спартанским завтраком просматривала «Бикон джорнал» в поисках темы для блога. На глаза попалась заметка Фила Макинтайра: «Райли Тримбл скончался в больнице».
От передозировки, как утверждалось. Тримбл каким-то образом ухитрился закинуть в себя полный пузырек ривертина. Надо бы спросить об этом Дэвида. Разговаривать он с ней, конечно, не станет, но чего бы не потрепать его имя еще разок.
В дверь постучали. Синди аж подпрыгнула – гости у нее бывали редко, а в такой ранний час вообще никогда. Она отложила газету, подошла к двери, поглядела в щелку. На пороге стоял молодой человек в белой рубашке поло.
– Здравствуйте, – сказала она.
– Здравствуйте, мисс Ноттингем. Меня зовут Эверетт Бликни. Я представляю человека, который готов заплатить вам за одно журналистское задание.
– Серьезно?
– Серьезно.
Синди открыла дверь пошире.
– Кто он?
– Не могу назвать. Анонимный ценитель вашего таланта, желающий, чтобы таковой распространился и на другие области.
– Это какие же?
– На какие угодно, но не здесь.
– Не понимаю.
– Говоря попросту, мисс, мой хозяин жаждет заплатить вам пятьсот тысяч долларов, чтобы вы уехали из Акрона и никогда больше не возвращались. Он хочет, чтобы свой блог вы писали где-нибудь еще.
* * *
21 октября детектив Том Сэкетт и Дэн Ларки получили каждый по конверту с надписанным от руки адресом.
Внутри каждый обнаружил три фотографии. Школьные снимки Элейн О’Доннелл, Кэти Кинан и незнакомой им девочки по имени Эрин Макнайт. Верхний правый угол на каждой обведен кружком. В приложенном письме вопрос: «Кто такой Дин Галт?»
К полудню следующего дня они собрали достаточно косвенных улик, чтобы получить ордер на обыск фотостудии и дома Галтов. В студии они нашли храм поклонения рыжим девочкам. В доме – коллекцию детской порнографии и сережку, которую Галт снял с уха убитой Элейн – особенно важное обличительное доказательство, поскольку о пропаже сережки прессе не рассказывали. В коробке в платяном шкафу обнаружили револьвер – позже баллистическая экспертиза определила, что именно из него была выпущена пуля, извлеченная из тела Старика с Примроузлейн.
Никто так и не установил связи между смертью Элизабет и покушением на убийство Старика с Примроуз-лейн. Но Галт отправился в тюрьму и уже из нее не вышел.
* * *
19 октября сорокалетний Таннер с отцом сидели за бутылочкой «Джонни Уокер Блэк» на террасе дома в Палисейдс, а четырехлетний Таннер спал в своей комнате.
– Не понимаю, почему ты просто не вернулся в 2008-й и не остановил Галта, чтобы он не стрелял в Старика с Примроуз-лейн и не убивал твою мать? – спросил Дэвид. Обвинения в его голосе не было. – И если на то пошло, почему ты не отправился еще дальше, чтобы не дать ему похитить Элейн?
