Он услышал, как в двери поворачивается ключ Элизабет, и вздрогнул от мысли, что знает, о чем Брюн думает и чего хочет.
Сделай это.
Никогда.
Она лживая сучка. Займись ей.
Нет.
Тогда сделай миру одолжение, сгинь.
Может, и сгину.
Ты трус. Я не верю ничему, что ты говоришь.
– Дэвид?
Ее голос, рука ерошит его волосы.
Как хочется выкрутить эту руку и сломать, не дожидаясь, пока Элизабет даст сдачи. Зажимов для косяков у него нет, но пинцет, это тоже сойдет. И провода, и аккумулятор в машине.
– Уйди, – сказал он. – Элизабет, пожалуйста, уйди ненадолго.
– О чем ты?
– Поезжай к своей тете. Я позвоню.
– Дэвид, скажи, что случилось?
– Убирайся отсюда, – выдавил он. – Убирайся отсюда. Оставь меня в покое.
Она уехала. Он ни разу не взглянул на нее.
Трус.
Она вернется.
Ты дрейфишь.
Она вернется.
Давай, что ли, еще почитаем? Почитаем про моего любимого бойскаута, свет моих очей.
* * *
– Я хочу покончить с собой, – сказал он.
Афина Поподопович, психиатр, чье имя Дэвид наобум выбрал в телефонном справочнике утром, через неделю с лишним после того, как выгнал Элизабет, посмотрела на него внимательно и с неподдельным участием.
– Как вы себя убьете? – спросила она.
– Прыгну с Занесвиллского моста.
– Ну, это неопрятно.
Он подождал, не мелькнет ли в уголках ее губ намек на улыбку, но она не издевалась. Просто резала правду-матку.
– Вы не первый из моих пациентов, кто хочет совершить прощальный нырок с Занесвиллского моста, – сказала она. – Только я считала, у писателя должно быть больше воображения.
– Думал проглотить горящие угли, но это уже делали. Большинство самоубийств совершается по шаблону. Машина с работающим двигателем в гараже, дуло в рот, веревка…
– Прыжок с моста.
– Вот видите. Трудно найти новый подход. Кроме того, сама причина, по которой я дошел до точки, состоит в том, что я больше не вырабатываю никаких оригинальных идей. Не могу больше писать. Мой редактор скоро это поймет. И тогда я потеряю работу.
– Почему вы не можете писать?
– Когда я пишу, мне нужно слышать свой голос, голос у себя в голове. Голос, который рассказывает историю. Таков мой рабочий процесс. Я больше не слышу свой голос.
– Почему?
– Я слышу только Брюна. С тех пор как я открыл эту коробку, я слышу его постоянно. Я все время думаю о нем. С того момента, как просыпаюсь, до того, как засыпаю. Он мне снится. Я не могу убрать из головы лицо Сары Крестон. Донна и Дженнифер тоже там, но большей частью Сара, потому что у меня много ее фотографий.
– Эти голоса приказывают вам причинить себе зло? Причинить зло другим?
Тут Дэвид скорчился и, судорожно всхлипнув, заплакал.
– Да. Внутри меня что-то есть. Я чувствую, как оно вгрызается в меня.
Доктор Поподопович выпрямилась и написала что-то на зеленом бланке.
– Дэвид, – голос у нее был спокойный, дружеский, в нем слышалась теплота, – возможно, у вас посттравматическое стрессовое расстройство, которое развилось на почве этих ужасающих историй. В каком-то смысле вы заново проживаете эти трагедии. Я видела такое раньше у журналистов, которые освещали войну в Ираке. Дэвид, вы проведете ночь в Гленнс – это центр психического здоровья в нескольких милях отсюда. Когда кто-то говорит мне, что намеревается причинить себе вред, я должна это сделать, поймите. Но обещаю вам, все, что вы рассказали мне и расскажете в будущем, останется в строжайшем секрете. Понимаете, почему я должна это сделать?
– Да.
– Тот факт, что вы разыскали меня, говорит, что вы сильнее, чем сами думаете. Мы вас вытянем. И первые шаги сделаем прямо сейчас.
Он уставился в пол.
– Посмотрите на меня, Дэвид. Мы вас вылечим. Дэвид, посмотрите…
* * *
– …На меня, – сказала Элизабет, когда они возвращались в зал суда. – Просто смотри на меня, если они начнут на тебя нападать, о’кей?
Он кивнул и пошел на место свидетеля. Вошли присяжные, затем судья Сигел, и все встали.
– Садитесь, – сказал судья.
Сайненбергер молнией вскочил с места. И нанес удар ниже пояса.
– Мистер Нефф, – спросил он. – Вы сумасшедший?
– Возражаю! – закричал Руссо.
Сайненбергер отмахнулся.
– Уточню вопрос. Мистер Нефф, имеются ли у вас какие-либо психические отклонения?
– У меня посттравматическое стрессовое расстройство, но это не психическое отклонение, – сказал Дэвид.
В комнате на девятом этаже этого самого здания его точно так же пытал Руссо, и он знал, как отвечать. Это было тренировкой перед боем – но, сколько ни молоти по груше, трудно не отшатнуться, когда на ринге тебя ударит живой противник.
– Но вы при этом принимаете лекарство, правильно?
– Правильно.
– Если это не болезнь, зачем вам нужно лекарство?
– Ну, мистер Сайненбергер, это все равно что быть алкоголиком, – сказал Дэвид. – Многие алкоголики могут вести нормальный образ жизни и продуктивно работать, пока работает печень. Что касается меня, я всегда сдаю свои статьи вовремя, несмотря на то что чувствую некоторый внутренний дискомфорт.
– Как с печенью алкоголика, только это происходит с вашим мозгом, не так ли?
Дэвид чуть поежился.
– В общем, да.
– Вы слышите голоса. Слышите тех, кого на самом деле рядом нет.
– Да.
– Возможно, и видите тех, кого нет рядом?
Он вспомнил ту ужасную ночь, бродягу с ножом под окном их спальни, кривого на один глаз. Но Сайненбергер никак не мог знать об этом. Это похоронено в записях его психиатра, недоступных суду.
– Нет, – сказал он. – Не думаю.
– Я говорю о Гэри Гонзе. Вашем секретном источнике информации, которую вы использовали в своей книге. Гэри Гонзе – не существующий в действительности человек, ведь так?
– К несчастью, – сказал Дэвид, – Гэри Гонзе абсолютно реален.
* * *
Они возвращались в Огайо на машине Кэти, в десятилетнем «сатурне», заваленном дисками и винилом с группами, о которых Дэвид слыхом не слыхивал: Salt Zombies, The Decemberists, Neutral Milk Hotel.
Машину, взятую напрокат, он вернул в отделение фирмы при университете и оплатил расходы на ее доставку обратно в Акрон. Дуриком полученное богатство дает не так много бонусов, давно понял Дэвид, но жизнь однозначно становится комфортнее. Почему-то в машине Кэти, на пассажирском сиденье, Дэвид чувствовал себя ближе к ней, чем в те семь раз, когда они занимались сексом в Беллефонте. Сидеть на пассажирском сиденье в машине женщины – вот что такое настоящая близость.
