– Что такое?
– Смотрите. – Я указал на электронное табло, висевшее над шоссе 8, ведущее от Пенинсулы к Акрону. Обычно объявления и реклама менялись на нем каждые три секунды. Но не сегодня.
Табло непрерывно показывало одну картинку. Школьную фотографию десятилетней девочки по имени Эрин Макнайт. Рыжеволосой. И с веснушками.
Это было экстренное оповещение о пропавшем ребенке.
Глава 14
Горящая река
По другую сторону бронированной двери в лаборатории Теслы находилось темное холодное помещение, пахнущее машинным маслом. Запирая за собой дверь, я поискал на стене выключатель. А вот и он, справа. Щелк!
Ряды флуоресцентных ламп, уходящих вглубь на длину футбольного поля, осветили склад и погрузочную площадку. Я был не готов к тому, что увидел. Я предполагал, что у Теслы есть прототип аппарата для путешествий человека во времени, – но не думал, что он уже начал массовое производство.
Я стоял среди множества черных яиц, каждое выше меня на голову. Сотни яиц, как лес темных гладких кристаллов. Зачем ему столько их? Что за дьявольщину он задумал?
Это мог бы быть самый сенсационный материал в моей жизни, вершина карьеры, слава. Но, если я поведаю об этом всему миру, мне точно не дадут воспользоваться яйцом.
Протискиваясь между рядами машин времени, я быстро добрался до противоположного конца склада. Там я увидел три грузовые платформы, каждая шириной с «хаммер». Самих «хаммеров», к сожалению, не было. Но у ворот стоял электрогрузовичок. Надеюсь, с заряженным аккумулятором.
Осторожно – я понятия не имел, насколько прочны эти чудеса науки и техники, – я подкатил ближайшее яйцо к краю бетонной консоли, нависавшему всего в футе над грузовичком. Придется рискнуть. В голове крутился стишок про Шалтая-Болтая. Я столкнул яйцо вниз, оно упало в кузов, покачнулось и тут же выпрямилось, как неваляшка. Я как следует привязал его нейлоновыми ремнями, которые уже были прикреплены к кузову, похоже, как раз для этой цели, и влез в кабину. Нажал кнопку зажигания, грузовик с глухим стоном завелся. Загорелся индикатор батареи. Осталось три деления. Чтобы доехать, минуя Кливленд, до Вермилиона, где меня ждал доктор Гупта, заряда не хватит. Надо объезжать Закрытую зону, а это сто двадцать миль.
А если напрямик?
Я нажал акселератор – и порвал хлипкую алюминиевую дверку погрузочной платформы в клочья, будто она была из фольги. Яйцо в кузове вроде бы не болталось.
Темнело, до захода солнца оставалось меньше часа. Но ведь темнота уникам не помеха.
Свернув за угол, обнаружил, как Илза и охранники бегут к въездным воротам. Вид несущегося мимо них грузовика поверг их в такое изумление, что они забыли схватиться за шокеры. Этих тормозов, наверное, посадили на заставу посреди Башенной пустыни потому, что они не годились ни на что другое. Уверен, я был уже на полпути к шоссе I-77, когда они сообразили передать сигнал тревоги в штаб-квартиру в Колумбусе.
Но там не потребуется много времени, чтобы спустить уников. Как скоро они меня нагонят? Через час? Времени у меня было мало.
Я повернул на I-77 Север, к опустевшим зданиям когда-то огромного города.
Поговаривали, что в городских пределах пасутся олени, нормальные олени, их видели с самолета. Значит, час-другой в высокотоксичных пыли и цветочной пыльце меня не убьют. По крайней мере, я на это надеялся.
На дороге I-77 к северу от Башенной пустыни департамент транспорта Огайо установил бетонные барьеры. Сейчас они рассыпались, поросли солянкой, торчащей из промоин с черной водой. На барьерах граффити. «Добро пожаловать в новый Кливленд!» – написал кто-то. Я с легкостью проехал преграду.
Чтобы не пересекать центр города, я намеревался объехать его по дороге I-490 Запад, идущей вдоль старых сталелитейных заводов и выходящей на шоссе I-90 с другой стороны. Но когда подъехал к выезду, обнаружил, что эстакада и часть дороги давно обрушились в реку. Я постоял там, обдумывая возможные варианты. Слева от меня возвышались черные закопченные трубы плавильных заводов, десятилетиями работавших на износ, ныне заброшенных. Вся долина Кайахоги, утыканная бетонными шпилями этих труб, была теперь похожа на Мордор после падения Саурона. Какой-то ад в аду.
Выбора у меня не было. Пришлось ехать через центр. Я свернул на север, на I-77, пробираясь между ямами, куда мог бы свалиться и слон. Передо мной открывался Кливленд. Кей-Тауэр исчез, совсем. Нэшнл-Сити-билдинг опасно накренился и грозился обрушиться при ближайшем же хорошем урагане, прихватив с собой и Старую Каменную церковь. Но Терминал-Тауэр еще стоял – рукотворный памятник человеческой мысли, воплощение самого Кливленда. В ядовитом воздухе над башней колыхался вымпел «Индейцев».
Я поехал через Онтарио – по этой дороге я когда-то ездил на бейсбол в «Джейкобс Филд» и на рок-концерты в «Кью». «Джейк» зарос густым и высоким плющом, а от «Кью» остались одни руины. Слева на меня взирали боги транспорта – гигантские статуи с различными средствами передвижения в руках, римские божества – свидетели конца времен, установленные на въезде на Лоран-Роуд-Бридж. И мост на месте. Но от каменных изваяний мне стало не по себе. Они напомнили мне зловещих сфинксов из «Бесконечной истории». Я поехал дальше.
Я свернул налево перед «Хард-рок-кафе» и объехал огромную гитару у входа – она больше не вращалась. Как только я завернул за Терминал-Тауэр, сердце у меня сжалось: Моста ветеранов больше не было. Лишь скрученные стальные пилоны тянулись вверх, словно пытаясь нащупать воздушную дорогу, которую когда-то держали. Дальше был виден другой мост, на трассу 2. Он устоял, однако где-то на его середине зияла дыра, слишком большая, чтобы объехать, и указывающая на ненадежность всей конструкции. Оставался только разводной поворотный мост во Флэтс.
Десятилетия назад, когда сталелитейные заводы еще работали, задолго до жилищного кризиса, превратившего Кливленд в город-призрак, Флэтс считался тусовочным местом. Здесь, где река Крукед впадает в озеро Эри, по обоим берегам тянулись бары, клубы и концертные залы. Здесь устраивали девичники и мальчишники и просто обжимались. Здесь жизнь била ключом. Она закончилась задолго до выселения, примерно в то же время, когда мы проиграли чемпионат.
Вот он, единственный мост, соединяющий восточный и западный берега Флэтс, – он вращался на гигантской оси на западном берегу, что позволяло контейнеровозам проходить вверх по реке к заводам в долине. Недалеко отсюда в 1969 году загрязненная сверх всякой меры Кайахога в буквальном смысле загорелась. Это происшествие положило начало эре законов об охране природы. Хоть какое-то утешение.
Мост был на месте.
Он стоял не строго перпендикулярно реке, но с дорогой на противоположном берегу не совпадал лишь на несколько дюймов. Немного везения – и мой грузовичок вполне мог перескочить их.
Но я все же колебался. Подвел грузовик к мосту, остановился и осмотрелся. Выше по реке западный берег обвалился в Кайахогу. Когда-то фешенебельными апартаментами завладела река; большинство домов торчали из воды. По пути к озеру река была забита телефонными столбами, упавшими деревьями, из воды выглядывал старый пикап с бензиновым двигателем. За рулем сидел скелет.
