Люди должны осознавать, что роскошь, к которой они стремятся, в основном для них бесполезна и не улучшит или почти не улучшит их благополучие: «Не покидает и жар лихорадочный тела скорее, коль на узорных коврах и на ярком пурпуровом ложе мечешься ты, а не должен лежать на грубой подстилке» (2.34–36). Но как трудно перебороть страх перед богами и загробной карой, так же нелегко устоять перед искушением обеспечить защищенность и благоденствие и себе, и своей общине приобретениями и завоеваниями. Однако от приобретений человек не становится счастливее.
В знаменитых вводных строках ко второй книге Лукреций предлагает наблюдать за этим безумным занятием со стороны:
Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры11,
С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,
Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,
Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко.
Сладко смотреть на войска на поле сраженья в жестокой
Битве, когда самому не грозит никакая опасность.
Но ничего нет отраднее, чем занимать безмятежно
Светлые выси, умом мудрецов укрепленные прочно:
Можешь оттуда взирать на людей ты и видеть повсюду,
Как они бродят и путь, заблуждаяся, жизненный ищут;
Как в дарованьях они состязаются, спорят о роде,
Ночи и дни напролет добиваясь трудом неустанным
Мощи великой достичь и владыками сделаться мира [40] .
(2.1–13)
• Самая большая помеха наслаждениям не боль, а иллюзии. Первейшие враги человеческого счастья – непомерные желания, стремление получить больше, чем необходимо смертному для жизни, и непреходящий страх. Лукреций завершает поэму описанием эпидемии чумы в Афинах, но даже и такое бедствие ужасает не столько страданиями и смертями, сколько «смятением и паникой», которые оно вызывает.
Человек поступает разумно, избегая боли, и этот принцип является одним из основополагающих в этической системе Лукреция. Но как не допустить того, чтобы боязнь боли не стала панической и не принесла еще больше страданий? И вообще, что делает людей несчастливыми?
Ответ на этот вопрос Лукреций связывает с человеческим воображением. Хотя люди смертны и не вечны, они подвержены иллюзиям о вечности – вечном наслаждении и вечной боли. Фантазией о вечной боли можно объяснить их склонность к религиозности: ложное верование в бессмертие души заставляет человека страшиться осуждения на вечные страдания и вымаливать у богов лучшей участи – вечных наслаждений в раю. Фантазия о вечном наслаждении помогает понять склонность человека к романтической любви: из-за ложного верования в то, что счастье зиждиться на абсолютном обладании объектом безграничной страсти, человек оказывается в таком положении, когда он испытывает постоянное чувство неудовлетворенного голода и жажды и вместо счастья получает одни страдания.
Тем не менее вполне разумно добиваться сексуальных наслаждений: в конце концов, они входят в число немногих естественных удовольствий, которые может получать человеческое тело. По Лукрецию, обычная ошибка – путать эту радость с иллюзорным желанием обладать: войти в лоно и, завладев, насытиться. Полное насыщение всегда призрачно. Даже в самом жарком смешении обоюдной страсти возлюбленные не в состоянии достичь всей полноты удовлетворения:
Ведь и в самый миг обладанья
Страсть продолжает кипеть и безвыходно мучит
влюбленных:
Сами не знают они, что насытить: глаза или руки?
Цель вожделений своих сжимают в объятьях и, телу
Боль причиняя порой, впиваются в губы зубами
Так, что немеют уста, ибо чистой здесь нету услады.
(4.1076–1081) В этой сцене, которую У.Б. Йитс назвал «самым ярким изображением полового акта, когда-либо ему встречавшимся»12, Лукреций вовсе не призывает к более пристойным и сдержанным сексуальным отношениям. Он акцентирует внимание на ненасытности сексуального вожделения, которое сохраняется даже при удовлетворении желания13. В ненасытности сексуальной жажды Лукреций усмотрел одну из лукавых стратегий Венеры: по этой причине после небольших перерывов половой акт неоднократно повторяется. Лукреций признает, что повторяющиеся любовные утехи приносят удовольствие. Но он обеспокоен эмоциональными страданиями, которыми они сопровождаются, импульсами агрессии и прежде всего тем, что даже в момент наивысшего экстаза остается ощущение неудовлетворенного желания. В 1685 году эту концепцию секса по Лукрецию английскому читателю представил поэт Джон Драйден (отрывок из поэмы приводится в переводе с оригинального латинского текста Ф.А. Петровского. – Примеч. пер .):
И, наконец, уже слившися… посреди наслаждений
Юности свежей, когда предвещает им тело восторги,
И уж Венеры посев внедряется в женское лоно,
Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюною,
Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.
Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,
Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,
Хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться:
Так вожделенно они застревают в тенетах Венеры, —
Млеет их тело тогда, растворяясь в любовной усладе…14
(4.1105–1114)
• Понимание природы вещей побуждает к познанию. Идеи Лукреция (Вселенная состоит из атомов и пустоты, и ничего более; мироздание сотворено не для нас и не неким провидцем-создателем; мы не имеем никакого права считать себя центром мироздания; в эмоциональном и физиологическом отношении другие существа такие же, как мы; наши души так же материальны и смертны, как тела) не должны приводить нас в отчаяние. Напротив, ясное представление о том, как все устроено, открывает путь к счастью. Малозначительность человека (то, что не из-за него и не ради него возникло все существующее) – вовсе не повод для беспокойства.
Человек может жить счастливо, но не из-за того, что он ощущает себя центром Вселенной, поклоняется богам или приносит себя в жертву ради добродетелей, которые должны продлить его бренное существование. Главные преграды счастью создают неосуществимые желания и боязнь смерти. Однако эти препятствия легко преодолеть с помощью разума.
Разумное суждение доступно не только экспертам, а любому человеку. Надо лишь отказаться от ложных представлений, навязываемых жрецами и другими фантазерами, и трезво и спокойно попытаться осознать действительную природу вещей. Все предположения – научные, нравственные, все попытки организовать достойную жизнь – должны основываться на признании ключевой роли невидимых «семян вещей», строения мира из атомов, пустоты и ничего более.
На первый взгляд при таком понимании мироустройства создается ощущение непроглядной холодной пустоты и Вселенная лишается своей магической притягательности. Но избавление от вредных заблуждений еще не означает разочарования. Философию, как говорили в древности, породило удивление. Недоумение и изумление пробудили в человеке интерес к познанию, а знание в итоге погубило наши способности удивляться чему-либо. Лукреций предлагает удивляться, познавая природу вещей.
