С головы Государя упала фуражка, разорванная в клочья шинель свалилась с плеч, размозженные ноги были оголены, из них струями лилась кровь. В числе первых, подавших ему помощь, были полковник Дворжицкий, ротмистр Кулебякин, штабс-капитан Новиков и подпоручик Рудыковский, а также… казаки Кузьменко и Луценко. Приблизились юнкера Павловского училища. Прибывший к этому времени вслед за юнкерами на место трагедии великий князь Михаил Николаевич встал на колени перед братом и мог только произнести: „Ради Бога, Саша, что с тобой?“ Царь в ответ произнес последние слова на набережной: „Как можно скорее домой!“» (там же). «Раненый… полковник Дворжицкий… подбежал к нему вместе с многими другими лицами… Приподняв Государя, уже начавшего терять сознание, окружавшие Его лица, в числе которых были юнкера Павловского военного училища и чины… 8-го флотского экипажа… понесли Его к саням полковника Дворжицкого, причем поручик Гендриков покрыл своею фуражкою обнаженную голову Страдальца… Е. В. произнес: „Несите меня во дворец… Там… умереть“» (Дело о совершенном 1 марта 1881 года злодеянии, жертвою коего пал в бозе почивший Император Александр II. Приложение к «Литературному журналу». СПб., 1881).
«В санях спереди стал ротмистр Кулебякин, рядом с кучером и спиною к лошадям, поддерживая ноги и нижнюю часть умирающего, кроме того в санях помещались казаки Кузьменко и Луценко и рядовой лейб-гвардии Конного полка Василий Прокудин… Когда несли Государя к саням, квартирмейстер Курышев покрыл голову царя платком, при усаживании в сани кто-то вместо платка надел каску с султаном, поручик граф Гендриков, опасаясь, что она может беспокоить, заменил ее своей фуражкой; тогда же штабс-капитан Кюстер, сняв свою шинель, укрыл ею царя с помощью других лиц.
Великий князь Михаил Николаевич приказал юнкерам и матросам окружить сани, а 4 м конным казакам ехать впереди. Однако юнкера и матросы отстали от саней после Конюшенного моста, когда сани свернули в Мошков переулок. За санями ехали: великий князь Михаил Николаевич, флигель-адъютант полковник Короченцев и подпоручик Радзиковский… Сани по Мошкову переулку и Миллионной улице остановились у Собственного Е. В. подъезда внутри тамбура. Когда царя подняли из саней, в них оказалась такая масса крови, что ее пришлось потом выливать. Поднять его на подъемной машине из-за ее маленьких размеров не могли и понесли по парадной лестнице. Великий князь поручил штабс-капитану Кретеру закрыть двери подъезда и никого посторонних не пускать. Первыми в Зимний прибыли наследник с женой.
Место происшествия было оцеплено только через два часа рядовыми Павловского полка» (Дневник событий с 1 марта по 1 сентября 1881 года. СПб., 1882).
«Царя подняли на второй этаж, в кабинет. Дежурный врач Зимнего дворца Ф. Ф. Маркус попытался оказать первую помощь. Вскоре прибыли лейб-медик С. П. Боткин, хирург Ф. С. Цыцурин, профессор Е. И. Богдановский. Была предпринята попытка ампутации левой ноги… но все усилия врачей оказались тщетны» (О. Барковец, А. Крылов-Толстикович)
[165].
«Император лежал обнаженный. Ранение достигало даже яичек, из которых одно было окровавлено. Был окровавлен также бандаж, который Император носил против грыжи» (из «Воспоминаний» А. А. Бобринского).
«Государь в рубашке лежал на своей походной кровати, которую вынесли из-за перегородки, где она всегда находилась, и поставили рядом с письменным столом под портретом его дочери Великой княжны Марии. Простыня, которую на него набросили, по-видимому, второпях, оставила открытыми его сломанные колени — ужасное зрелище, от которого я невольно отвернулась. Глаза государя были закрыты и более уже не открывались… Княгиня Юрьевская… распоряжалась докторами, прибывшими отовсюду. Это она распорядилась принести подушки с водородом… Я видела, как вошли Наследник с Цесаревной, Боткин, граф Александр Адлерберг, бледный, как смерть, сотрясаемый нервною дрожью… Его агония без видимого страдания продолжалась полтора часа. Все то время я не отводила от него глаз и могу удостоверить, что он не сделал ни малейшего движения и оставался неподвижен до конца… Поскольку Государь потерял страшно много крови, его можно считать умершим раньше, чем его перенесли в Зимний дворец. На лестнице и в коридорах, по которым его несли, образовался ручеек крови… В один момент Боткин, державший руку умирающего, обернулся к новому монарху и объявил, что все кончено. Страшное рыдание вырвалось у всех из груди… Лицо и руки Государя были испещрены маленькими черными точками. Судя по всему, следами от взрыва динамита, убившего его. По выражению лица совершенно нельзя было понять, что происходило в его душе в последние минуты…» (А. А. Толстая).
О том, с какой быстротой по городу распространялась весть о покушении, свидетельствует запись в дневнике за 1 марта 1881 года генеральши Богданович: «Вбежал Скалон со страшным криком: „Сейчас было покушение на жизнь Государя. Царь сильно ранен…“ Скалон
[166] был у нас в 2 часа… Е. В.
[167] тотчас же отправился ко дворцу. Там масса народу: войска, свита Государя, министры — толпились у дворца. Никого не впускали… кроме членов Императорской фамилии. Е. В. пробрался на комендантский подъезд и там узнал тяжелые подробности… Случилось это в 1 ½ часа и уже в 3 ч. 35 м. царя не стало»
[168].