8 ноября 1881 года Смельский «написал записку о необходимости иметь агентов преимущественно в каждом полицейском участке в числе 4–5, в „Священной дружине“ только бригадиров с небольшим числом агентов для поверки действия агентов полиции… Охране необходимо раскрыться и переорганизоваться в официальную Охрану преимущественно на тех правах, на которых основан „Красный Крест“, и тогда Охрана будет действительно охранять Императора».
11 ноября 1881 года он был впервые приглашен на заседание Исполнительного комитета, в котором приняли участие сенатор Шмидт, князь Демидов (брат 2-й степени), Безобразов, генерал-майор М. И. Федоров и полковник лейб-гвардии Гусарского полка, адъютант великого князя Владимира Александровича, заведующий заграничной агентурой и добровольной охраной (совместно с генералом Федоровым) по семи главным улицам столицы граф П. П. Шувалов (брат 3-й степени), известный под светской кличкой «Боби», Граф П. А. Валуев в дневниковой записи за 27 августа 1881 года называет его одним «из главных дельцов правящей камарильи», а 3 декабря того же года сообщает: «Уверяют, будто граф Толстой сказал Государю, что графу Бобу Шувалову и К° место в колонии малолетних преступников». «…Шмидт, как председатель, прочел приказ о назначении по приказанию самой высшей инстанции Дружины меня и Федорова членами Исполнительного Комитета… Шмидт объявил мне, что я должен подписываться № 136 (брат 5-й степени) и что я, кроме членства, еще и начальник организации Петербурга…
Граф Шувалов прочел нам донесения из-за границы, из которых видно, что князь Кропоткин в Париже, Драгоманов, Лавров… и другие в Женеве и Гартман в Лиссабоне… Что лица эти намерены в скором времени прибыть и намереваются совершить цареубийство… что все эти лица имеют подле себя и находятся в дружбе с агентами нашими, что женщина Федюшина намерена скоро прибыть в Москву и замышляет убить при пособии бомб, снарядов и бутылок с динамитом графа Игнатьева, Победоносцева, графа Воронцова-Дашкова, князя Демидова и графа Шувалова…»
Это был типичный образчик представляемой заграничной агентурой «Священной дружины» информации, абсолютно не соответствующей истине. Никто из перечисленных революционеров в тот момент никаких планов цареубийства не вынашивал и нелегально выезжать в Россию для их реализации не собирался. Такого рода дезинформацией граф Шувалов и его окружение запугивали царя и высших сановников, набивая себе цену и пользуясь правом бесконтрольного пользования огромными денежными суммами.
«Докладывали разные счеты по расходу двумя агентами: на поездку в Киев Вороновича и отставного гвардии подпоручика Путяты, и утвердили их расходы, первого — в 15 тысяч и второго — тысячи в две. Воронович в своем расходе наставил покупку себе подштанников и лечение своего сына и тому подобные расходы, но пришлось все это утвердить, т. к. он хорошо окончил ликвидацию дел киевской агентуры, наделавшей немало хлопот Дружине и доведшей ее до того, что Дружина заплатила бы и 30 тысяч, лишь кончить дело с Киевом и не дать ему огласки. Путята тоже много излишнего израсходовал, но как он беден и кое-что сделал полезное, то ему разрешено по утверждении отчета по расходу им до 2 тысяч рублей отдать передержку в 107 рублей с копейками…»
Как видим, денег в «Священной дружине» не жалели и тратили их весьма вольготно. Что касается киевской агентуры, которую, по его словам, возглавлял сам граф Витте, то ее бесславный конец, даже без неведомых нам пикантных подробностей, представляет разительный контраст с салонной болтовней этого будущего известного государственного деятеля России.
«Нашими агентами в Париже состоят: француз Лагранж (полицейский чиновник Парижа) и человек 7–8 русских из евреев и, мне кажется, вряд ли они полезны, тем более что не умеют говорить по-французски, а по-немецки говорят на еврейском жаргоне. Для более лучшего ведения этого дела и для перевода их разговоров в Комиссии решено послать в Париж; Греча, сына составителя грамматики, а также Перрена, сына генерала и еще двух… с платою им жалованья по 250 рублей и с выдачею суточных и прогонных денег».
Об уровне полезности этой агентуры ярко свидетельствует запись в дневнике 15 ноября 1881 года: «…Шувалов прочел нам письмо, полученное из Парижа, из которого видно, что агентура наша действует слабо и частью обнаружилась революционерами, а также, что Кропоткин с своею кликою намерен скоро прибыть в Петербург для цареубийства и вообще для производства террора и что по прибытии некоторых из них в Петербург в мужицком платье, они предварительно будут собираться для совещаний около памятника Петра I в Александровском саду».
Эта фантасмагорическая, леденящая кровь картина ряженых в мужицкую одежду революционеров во главе с князем Кропоткиным, собравшихся среди бела дня в самом центре столицы возле Медного всадника для обсуждения своих зловещих террористических планов, потрясла до основания даже закаленные на подобных фантастических сообщениях души и воображение присутствовавших при этом «дружинников».
Первым не выдержал граф Шувалов: «„…Я должен доложить Комитету, что наша агентура за все время ее существования ничего не сделала; все ее действия равны нулю, и этому ты виноват“, — обратись к Демидову… Демидов на это без всякого гнева проговорил: „Ты прав, я виноват, но откуда же мне знать полицейское дело… Меня вынудили принять эту должность..“ Безобразов говорил, что „теперь уже есть сообщатели, внутренние и наружные агенты“. Я сказал, что внутренний агент есть сообщатель… Шувалов еще больше налег на бездействие и бесполезность агентуры… Безобразов, вспылив, проговорил, что после этого он не желает оставаться в этом обществе… и ушел домой».
25 ноября 1881 года: «…На заседание прибыл новоназначенный в члены Исполнительного Комитета генерал-майор князь Александр Петрович Щербатов… Шувалов читал донесения заграничных агентов, которые до того напутали дела, и обнаружилось, что двое из них, названные Эдуардом и Жулем, должны бежать оттуда».
Эдуард — вероятно, то лицо, которое в записи дневника за 25 ноября 1881 года названо Эдуардом Франком, то есть бывшим офицером русской армии Германом Франком, который, по данным эмигрантской прессы, был агентом Третьего отделения. Жуль — вероятно, тот самый Жюль Горбон из Парижа, который проходит по приведенной выше переписке с руководством дружины. По утверждению эмигрантской прессы, под этим псевдонимом скрывался кассир русской библиотеки в Париже некто Германович, сотрудничавший также с французской полицией.
«Вчера, между прочим, граф Шувалов высказал, что издающееся в Женеве „Вольное Слово“ есть издание Священной Дружины, на что тратится значительная сумма, издателем ее состоит агент Дружины Мальчевский, а помощником его Божидарович. Газета эта установлена для того, чтобы привлечь к ней революционеров, радующихся всякому изданию противу нашего правительства, и в ней пишет статьи Драгоманов и другие революционеры, и вот этим-то способом и разузнано, где обитают и что творят революционеры. К этой газете уже присоединилась партия черно-передельщицковая…»
Неоднократно упоминавшийся Мальчевский — это А. П. Мальшинский, редактор «Вольного слова» с начала его издания в августе 1881 года по 1 января 1883 года, который также проходит по вышеуказанной переписке. Его помощник — Г. С. Веселитский-Божидарович, впоследствии сотрудник суворинского «Нового времени» под псевдонимом «Аргус». М. П. Драгоманов, как это видно из его заявлений, был ошибочно убежден в том, что «Вольное слово» представляет собой орган легендированного дружиной либерального Земского союза, то есть использовался «дружинниками», говоря на профессиональном жаргоне, «втемную».
