Граф Ливен «просидел безгласно» в Лондоне до 1834 года. В связи с окончанием его дипломатической миссии лондонские дамы удостоили вниманием его супругу: «в знак сожаления об её отъезде и на память о многих годах, проведенных в Англии» был преподнесён подарок — драгоценный браслет.
Послы всегда находятся в центре внимания и иностранцев, и своих дипломатов. Все их странности мгновенно становятся известны всем, их обсуждают, осуждают, уважают и запоминают надолго: «А помните, в 189… году посланник такой-то перепутал адрес и вместо итальянского посла нанёс визит бельгийцу?»
Нужно отметить, что длительное пребывание за границей сказывалось самым отрицательным образом на здоровье многих дипломатов, особенно если местом его службы оказывалась далёкая «нецивилизованная страна» типа Китая или Бразилии. Длительное проживание вдали от Петербурга или Парижа, а также отсутствие дел способствовали развитию ностальгии, сплина и пр., что, к примеру, для временного поверенного в середине 1890-х годов в Вашингтоне Богданова кончилось самоубийством.
Плохо закончил своё пребывание на чужбине и другой поверенный в делах X — он от скуки запил горькую. Почётный консул России в Рио-де-Жанейро Альварес, практически взявший на себя всю техническую работу миссии, аккуратно уведомил об этом Петербург. Результаты были таковы, что X перестали выплачивать жалованье. Но это не смутило его, ибо как дипломат он везде пользовался кредитом и, продолжая поклоняться зелёному змию, влез в большие долги. Тогда Альварес, на глазах у которого пропадал человек, пошёл на крайние меры. Он как-то уговорил X покутить на борту стоявшего на рейде финского парусника. Когда X достиг определённых «степеней», то есть стал мертвецки пьяным, Альварес приказал капитану поднять паруса и взять курс на Петербург, а сам сошёл на берег. X. проспался и протрезвел, когда бразильский берег исчез в дымке, но особых возражений по поводу свершившегося над ним обмана не выдвигал. Бразилия уже ему надоела до чёртиков.
Коллега нашего героя на посту посланника в Бразилии Александр Семёнович Ионин (1837–1900), прославивший своё имя научными публикациями страноведческого и этнографического характера, много способствовал — вместе с Александром III и К. П. Победоносцевым — возведению в 1888 году большого православного храма в Буэнос-Айресе (одновременно он был аккредитован в Аргентине), где к этому времени скопилась большая колония русских и вообще православных эмигрантов. В 1891 году храм взял под своё управление способный и деятельный священник Константин Гаврилович Изразцов, а сменивший в 1893 году Ионина М. Н. Гирс перенёс свою резиденцию из Рио-де-Жанейро в Буэнос-Айрес (1895).
И. Я. Коростовец, проработавший некоторое время резидентом в Бразилии, вспоминает, что единственными делами в миссии были дела русских переселенцев, разочаровавшихся условиями жизни в тропической Бразилии и умолявших отправить их обратно в Россию. Местные дельцы безжалостно обманывали русских переселенцев, лишали их документов и заставляли работать на рабских условиях. Ещё хуже было положение русских девиц, соблазнённых перспективами брака или «артистической» работы. Большинство их заканчивало жизнь в борделях или на панелях Рио-де-Жанейро. Бороться со злом было трудно или вовсе невозможно, потому что правительство России особого интереса к проблеме не демонстрировало, сознавая бесперспективность всякой борьбы: в заговоре против эмигрантов состояли все, начиная от судовладельцев, перевозивших эмигрантов из Европы в Латинскую Америку, и кончая местной бразильской полицией.
Не будем здесь разбираться в том, кто был более виноват в том, что дипломатическая деятельность в «маргинальных» странах находилась на нулевом уровне: посланники или руководство Министерства иностранных дел. Важно только отметить то, что в конце XIX века почти повсеместно, кроме Парижа, Вены, Берлина, Лондона и Константинополя, активной дипломатической работы почти не велось. Типичным примером такого положения являлась миссия в Лиссабоне (см. наш рассказ о бароне Мейендорфе в главе «Салонные дипломаты»). Последний царский посланник в Лиссабоне П. С. Боткин был озабочен разоблачением в рядах дипломатов масонов. По его мнению, Извольский тоже был масоном и весьма высокой степени. На вопрос, принадлежит ли его последователь на посту министра иностранных дел Д. С. Сазонов тоже к этому тайному ордену, Боткин отвечал:
— Если масон, то низшей категории, из несознательных.
По-видимому, мания подозрительности Боткина основывалась на старых ассоциациях о принадлежности членов высшего русского общества начала XIX века и особенно дипломатов к различным секциям общества «свободных каменщиков». После Наполеоновских войн увлечение в России масонством стало повальным. Масоном, кстати, был и наш уважаемый А. С. Грибоедов.
Посольства и послы всегда являлись объектами, притягивающими к себе внимание различных авантюристов, прожектёров, философов, анонимов и просто жуликов. Внимание автора привлёк документ — анонимный донос, поступивший из Берна. На конверте, в подражание чеховскому Ваньке Жукову, был написан адресат: «Россия, Петроград». Тем не менее письмо, составленное на немецком языке явно не носителями этого языка и подписанное загадочным именем «Дезидериум», дошло куда нужно.
В письме сообщалось, что секретный архив русской миссии в Берне хранится на руках вольнонаёмной служащей миссии и что мать одного из секретарей миссии проживает в Германии и имеет к указанному архиву доступ. Департамент сделал запрос в Берн, на который советник-посланник миссии в Швейцарии дал разъяснение. Согласно ему архив хранится в железном сейфе, ключи от которого на руках у 1-го секретаря миссии. В Германии же интернирована мать одного из внештатных сотрудников — она не успела выехать из страны. Анонимный донос, по мнению, советника-посланника, составлен «Бернским Комитетом помощи России», в котором работали одни евреи, и с ними миссия недавно порвала все отношения. Анонимы слышали звон, но не знали, где он.
Послы довольно часто конфликтовали с военными агентами. В большинстве случаев последние имели собственный взгляд на развитие событий, который шёл вразрез с точкой зрения «гражданских лиц». Так, в Токио военный агент Ванновский был буквально на ножах с послом Извольским из-за того, что посол очень спокойно смотрел на милитаризацию Японии и не видел в ней никакой угрозы для России. То же самое происходило в Берлине между умным и деятельным послом графом Павлом Андреевичем Шуваловым (1830–1908)
[67] и не менее талантливым военным агентом (1879–1886) князем Николаем Сергеевичем Долгоруким (1840–1913), по кличке «Ники»
[68]. Они тоже по-разному воспринимали внешнюю политику Австро-Венгрии и пытались донести свою точку зрения до государя. В Сеуле между временным поверенным А И. Павловым и военным агентом фон Раабеном произошла дуэль, имевшая, правда, не деловую, а романтическую подоплёку.
В задачу царских послов часто входила задача наблюдения и присмотра за некоторыми вышедшими из-под контроля членами царской семьи, а также за другими одиозными личностями, наносящими вред престижу России. Так, послу в Вашингтоне Ю. П. Бахметьеву (1846–1928) пришлось иметь дело с укрывшимся в США известным проходимцем иеромонахом Илиодором
[69]. В частном письме от 11/24 сентября 1916 года своему товарищу в Петроград он писал: «Мы провели две довольно беспокойные недели по случаю появления Илиодора. Действуя сперва по указанию Министра, я было устроил и выкуп его "материала", и остановку публикаций, и отправку его в Россию, думал, что там он будет уже не зловреден и что его можно будет где-нибудь посадить на "покой", но новое решение всё изменило, и теперь мы можем ожидать всяческих возможных пакостей в газетах или даже на сцене!»
