Что ж, идеальных дипломатов, как и идеальных людей, в мире не существует.
Глава третья. История против дипломатии
Тебе, Персия, не дерзающая расторгнуть оковы поноснейшаго рабства… где подлыя свойства народа уничтожают достоинство человека… где обязанность каждаго исполняется раболепным угождением властителю, где сама вера научает злодеяниям, и дела добрыя не получают возмездия: тебе посвящаю я ненависть мою и, отягчая проклятием, прорицаю падение твоё.
А. П. Ермолов
…Труп привязали к лошади и возили по улицам Тегерана. Время от времени мулла кричал:
— Дорогу русскому послу, направляющемуся к шаху! Окажите честь и снимите шапки! Он жаждет любви, которую вы питаете к его господину императору. Плюньте ему в лицо!
Так описывает один из персидских свидетелей сцену надругательства над телом убитого 30 января/11 февраля 1829 года русского посланника в Персии, статского советника и кавалера персидского ордена Льва и Солнца и русского ордена Святой Анны, автора поэмы «Горе от ума» Александра Сергеевича Грибоедова. История дипломатии вряд ли знает такой другой эпизод коварного и подлого отношения к официальному представителю иностранной державы.
Правду об убийстве Грибоедова и последствиях этого убийства официальная Россия долго и тщательно скрывала. Сначала это делали Николай I с графом Нессельроде, а потом их последователи на троне и на Певческом Мосту. Как это часто бывает в русской истории, правду принесли в жертву большой политике, а русской публике предоставили возможность питаться всевозможными слухами о деле Грибоедова. А потом придушили и сами слухи. В защиту чести и достоинства Грибоедова выступил русский историк А. Мальтийский, опубликовавший в 1890 году два небольших очерка в журнале «Русский вестник». «Дипломатия покончила с этими слухами, но их увековечила история» — такими словами завершил своё исследование историк.
Попытаемся воспроизвести некоторые малоизвестные или вовсе неизвестные страницы из повседневной дипломатической деятельности Александра Сергеевича Грибоедова и из повседневной жизни его современников и подчинённых. Отметим попутно, что архивный массив Грибоедова оформился окончательно лишь в начале XX века по инициативе царских дипломатов. Определённую роль в этом сыграли управляющий Александр Яковлевич Миллер (в Центре) и посланник миссии в Тегеране Станислав Альфонсович Поклевский-Козелл — один немец, а другой — поляк на русской службе. По инициативе последнего в 1910 году были собраны и направлены в Петербург сохранившиеся преимущественно в генконсульстве в Тавризе
[71] документы, относящиеся к Грибоедову. Теперь они хранятся в архиве Министерства иностранных дел России. Ген-консул в Тавризе в письме посланнику Поклевскому-Козелл, комментируя документы о Грибоедове, писал: «Грустью веет от письма из Тавриза
[72] некоего гуссейна
[73] от 13 марта 1829 года, вероятно служащего генконсульства, сообщающего неосторожно выехавшему в Нахичевань надворному советнику Амбургеру о приезде из Тегерана в Тавриз секретаря миссии Мальцова, единственного спасшегося от ужасной катастрофы. Печально рассматривать старательно выписанный счёт расходов по приделке ручек к гробу Грибоедова, позолоты герба на балдахине и пр.».
Запомним фамилии упомянутых здесь с таким сочувствием двух коллег Александра Сергеевича — Ивана Сергеевича Мальцова и Андрея Карловича Амбургера. Мы увидим, что они, к сожалению, мало заслуживали подобного сочувствия…
Дипломатическая карьера Грибоедова показывает, что служба за границей может быть не только интересной, приятной и полезной, как, например, в Париже и Вене, или, наоборот, скучной и тяжёлой, как в Стокгольме, но и опасной для жизни дипломата. Всякие внутренние пертурбации в стране пребывания — особенно в стране, образ жизни которой сильно отличается от принципов и норм европейской цивилизации, и где не соблюдаются не только правила дипломатического этикета, но и правила общечеловеческого общежития, — такие внутренние неурядицы часто представляют угрозу для жизни, и дипломаты, к сожалению, нередко становятся их заложниками.
Персия времён Грибоедова была именно такой страной, к тому же только что вышедшей из войны с Россией. О принятом в Европе режиме работы иностранных дипломатов власти в Тегеране, по всей видимости, ещё не слыхали и применять его на практике не собирались. Восток, застрявший в своём развитии в диком Средневековье, был не только тонким, но и опасным делом…
…Сохранился формулярный (послужной) список поэта-дипломата.
Согласно данным, внесённым в него в 1825 году, надворный советник Грибоедов, от роду 35 лет, секретарь по иностранной части при главноуправляющем в Грузии, кавалер персидского ордена Льва и Солнца 2-й степени, из дворян, собственной недвижимостью не владел, зато за его матерью по различным губерниям значилась тысяча душ крестьян.
По выпуске из Императорского Московского университета кандидатом прав XII класса 26 июля 1812 года «вступил в службу в сформированный графом Салтыковым Московский гусарский полк корнетом. По расформировании онаго поступил в Иркутский гусарский полк тем же чином — того же года, декабря 7-го». В походах не был, награждён медалью, холост. 25 марта 1816 года был уволен с воинской службы в «статскую» и 9 июля 1817 года определён в ведомство Государственной Комиссии иностранных дел губернским секретарём, 31 декабря того же года произведён в переводчики, а в 1818 году — назначен секретарём миссии в Персии, о чём в архивах сохранился приказ по ведомству иностранных дел: «Его Императорское Величество ВЫСОЧАЙШЕ указать соизволил определить при Поверенном в делах в Персии секретарём служащего при Государственной Коллегии иностранных дел переводчика Грибоедова, а канцелярским служителем находящегося при Министерстве финансов канцеляриста Амбургера, пожаловав его при сем случае в актуариасы, обоих с положенным по сим местам жалованием. Граф Нессельроде, 6 июля 1818 года».
Постоянным поверенным в делах России в Персии был в это время Семён Иванович Мазарович (ум. 1852), по профессии врач, выходец из Венеции, так и не принявший русского подданства, протеже Каподистрии, и сопровождавший генерала А. П. Ермолова во время его поездки в Персию в 1817 году. Д. В. Давыдов в своих «Записках во время поездки в 1826 году из Москвы в Грузию» называет Мазаровича человеком способным и умным, а другой офицер, служивший на Кавказе, — В. А Андреев, — пишет о посланнике довольно нелицеприятно: «Авантюрист Мазарович — пришлый доктор из Сербии или Далмации, рекомендованный Каподистрией».
