Скоро, однако, стажировка Чиркина и Олферьева в миссии закончилась, и летом 1904 года их командировали секретарями консульств: Чиркина — на берега Персидского залива в Бендер-Бушир, а Олферьева — в Решт, поблизости от Каспия. Добирались они до места назначения в колымагах по каменистой дороге и под палящим солнцем, останавливаясь то в грязных караван-сараях, то в тесных так называемых «телеграфных комнатах» европейцев, обеспечивавших телеграфную связь в Персии. Между Ширазом и Буширом, ввиду нестерпимой жары и влажности, переходы делались ночью. На этом участке пути путешественников могли поджидать настоящие разбойники, которые осмеливались обстреливать даже дипломатические караваны. Мы не станем заострять внимание читателя на превратностях этого путешествия — самое бедное воображение нарисует ему вполне реальную и достоверную картину.
Бушир был обычным грязным и неприглядным городом, окрашенным в серые тона, потому что все постройки его были глинобитные, включая и генеральное консульство России, арендовавшее огромное подворье — частную резиденцию бывшего губернатора провинции. В пик летнего сезона от жары и духоты нельзя было найти спасения даже ночью. Не помогал и ветрогон — самодельный вентилятор в виде большой обтянутой материей доски, приводимой в движение через блоки слугой, который сидел на веранде и дёргал за конец шнура. Растительность на дворе и вокруг генконсульства была бедной — несколько финиковых пальм и мелкий кустарник не могли защитить от палящих лучей солнца. По саду гуляли ручные газели и одна каким-то образом «затесавшаяся» в их стадо пугливая горная козочка. Она часто забредала в дом, разгуливала по комнатам, а однажды вскочила на накрытый стол и перебила всю посуду. В яме с грязной водой каким-то образом умудрялась жить черепаха, а когда её перевели в бассейн с более-менее чистой водой, она подохла.
Генконсулом в Бендер-Бушире в то время был Николай Помпеевич Пассек, естественно, представлявший собой незаурядную личность. Сын богатого харьковского помещика, получивший образование в Англии в одном из самых престижных колледжей, выпускник юридического факультета Московского университета, он короткое время служил в Петербурге по ведомству Министерства иностранных дел. Потом из МИД почему-то уволился и стал работать представителем электрокомпании «Сименс и Гальске» на Кавказе. Жестоко разочаровавшись и в этом занятии, он уже в возрасте 50 лет восстановился в Министерстве иностранных дел и провёл несколько лет консулом в Мельбурне. Жизнь в Австралии оказалась ему не по карману, консульское содержание не могло удовлетворить его чрезмерные запросы, а потому он принял предложение своего старого товарища Н. Г. Гартвига, директора Азиатского департамента, занять вакансию генконсула в Бендер-Бушире, благо охотников на это место более не нашлось. Николай Помпеевич оказался единственным генконсулом, который за 15 лет существования генконсульства безвыездно жил в Бендер-Бушире. Его предшественники под разными предлогами бежали из этого места, оставляя вместо себя секретарей.
Генконсульство в Бендер-Бушире было открыто исключительно по политическим соображениям, потому что никаких экономических или торговых интересов в этом тогда забытом Богом угле у России не существовало. Нужно было во что бы то ни стало заявить о своём влиянии на Персию и в этом районе, традиционно контролируемом англичанами, и по мере возможности препятствовать их экспансии. Н. П. Пассек по своему характеру и наклонностям в полной мере отвечал этой установке и, не испытывая никаких сентиментальных чувств по отношению к стране своей учёбы, загорелся идеей насолить «коварному Альбиону».
С. В. Чиркин характеризует своего «принципала» добрым, горячим и крайне несдержанным человеком, резкость которого и нетерпимость к чужому мнению доходили до настоящего самодурства. Он очень своеобразно воспринимал и консульскую работу, и свою роль как начальника, не давая никому проявить никакой инициативы и вникая лично в каждую мелочь. Он был прекрасным оратором и чувствовал себя как рыба в воде на приёмах или публичных сборищах. Он слыл хлебосольным, но его гостеприимство было сродни крыловскому в точном соответствии с басней «Демьянова уха». Он прогнал индийского повара из Гоа, чьё искусство, по его мнению, заключалось лишь в добавке к любому блюду карри, нанял перса и научил его вполне сносно готовить русские блюда — борщ, щи, пироги, блины и т. п. После этого он приступил к приобщению немногочисленного консульского корпуса — француза и англичанина — к русской кухне. Самым трудным для иностранцев блюдом оказалась кулебяка, которую они никак не могли соединить с борщом. Досада Пассека была такой искренней, что он в сердцах при всех выругал скромного и неуклюжего французского вице-консула — правда, на русском языке. Бедный гость точное содержание ругательства не понял, но смысл его, естественно, уяснил. Нужно было ещё представить внешний вид русского Демьяна: в раздражении потрясая львиной гривой волос, он был на самом деле страшен! В слугу, который долго не появлялся на его вызов, Пассек запустил медный колокольчик, который угодил бедняге прямо в голову. Убить не убил, но шишку на лбу набил большую. Свою вину генконсул загладил тем, что тут же выдал слуге пять туманов на лечение.
Нетерпеливый Николай Помпеевич немедленно приступил к выполнению предначертаний Петербурга «нагадить англичанке». Начал он с малого — с протокольных вопросов. Во время командировки в Шираз он на званом обеде у губернатора провинции Ала-уд-Доулэ был посажен слева от хозяина, в то время как его английский коллега полковник Кэмпбел удостоился чести сидеть по правую руку от хозяина. Это дало Пассеку повод поднять вопрос о своём приоритете, поскольку он был рангом выше англичанина и титуловался генеральным консулом, в то время как Кэмпбел назывался всего лишь «управляющим генеральным консулом», то есть исполнявшим обязанности ген-консула. То, что англичане дали полковнику дополнительный титул «британского резидента в Персидском заливе», Пассек в расчёт не принимал, поскольку такое звание не было предусмотрено международным консульским правом.
Персы в такие тонкости вдаваться не стали и спустили спор на тормозах. Но Пассек не успокоился и запросил по существу спора Певческий Мост. Знаток международного права профессор Ф. Ф. Мартене успокоил Николая Помпеевича, сообщив ему, что старшим по рангу является генеральный консул.
Затем Пассек, обнаружив у Ала-уд-Доулэ отсутствие явно выраженных симпатий к Англии, по всем правилам искусства стал «культивировать» его и других членов персидской администрации, то есть всячески привлекать их на свою сторону, приглашать к себе, угощать, проводить «воспитательные» беседы и склонять их к антианглийским настроениям. И скоро ему представился удобный случай дать англичанам новый бой и опять на протокольном поприще.
Были получены сведения о том, что район Персидского залива собирается посетить вице-король Индии лорд Керзон и встретиться с губернатором провинции Ала-уд-Доулэ, в связи с чем Ала-уд-Доулэ отправился в Бендер-Бушир и по приезде немедленно попросил Николая Помпеевича прибыть к нему. Пассек прервал обед, побросал все дела и немедленно поехал к губернатору. Вернулся он поздно вечером в возбуждённом состоянии и сразу посвятил в результаты визита своего помощника Чиркина.
Выяснилось, что англичане потребовали, чтобы Ала-уд-Доулэ нанёс визит Керзону на борту английского крейсера, которым тот прибудет на буширский рейд, после чего вице-король и губернатор должны будут вместе сойти на берег, где их будет ждать торжественный приём как со стороны города, так и английской колонии. Ала-уд-Доулэ сомневался в целесообразности участия в такой протокольной церемонии:
