Смута, разыгравшаяся на Москве в середине сороковых годов, предоставила Литве удобный повод укрепить свое положение на Руси. Именно в эту пору многие предместья Новгорода были отданы во власть тиунов Казимира, некоторые волости платили ему подати. Однако Казимир, уже многое определявший в литовской политике, слабо использовал эти возможности, поскольку наибольшее внимание уделял отношениям с Польшей. Тут стали проявляться первые признаки несогласия Иоанна Гаштольда и его группировки с великим князем. Лидеры рады панов желали всесторонне использовать трудности Москвы, они не возлагали больших надежд на Василия II и противились упрочению его власти. Необходимость выбора назрела на рубеже 1446–1447 г., когда вся власть досталась Василию II (опять не без содействия /310/ Литвы: близ Углича пал боярин Юшка Драница). Дмитрий Шемяка и Иван Можайский еще не были окончательно добиты, и Литве стоило поддержать их. В начале 1448 г. Казимир, предвидя возвышение Ивана Можайского на Москве, заключил с ним договор о дружбе, однако Иван вскоре повздорил с Дмитрием Шемякой. Подмоги просили у Литвы и враги Василия II, поэтому внук Витовта в 1448 г. вел с ней переговоры; Вильнюс посещали его посланники. Весной 1448 г. посол Казимира, смоленский наместник Симеон Гедиголд, заявил в Москве, что юрисдикция противника унии – митрополита Ионы – признана православными епископствами Великого княжества Литовского. Казимир продолжал колебаться, но в том же 1448 г. решил не поддерживать врагов Василия II.
Действия Казимира в 1449 г. были скованы событиями в самой Литве. Ее южные границы были безопасны: добрососедство проявляли не только татары Крыма, но и Молдавия, с чьим новым господарем Стефаном Великим 25 июня 1447 г. был возобновлен военный союз. Однако Михаилу Сигизмундовичу зимой или весной 1449 г. удалось договориться с ханом Большой орды Сеид-Ахметом, который несколько ранее изгнал из Крыма Хаджи-Гирея. При поддержке Сеид-Ахмета Михаил летом 1449 г. занял Новгород-Северский, Киев, Стародуб и Брянск. Радзивилл Остикович выбил его оттуда (операцией номинально командовал Казимир, обеспечивший участие польского отряда). В августе 1449 г. удалось вернуть Хаджи-Гирея в Крым. Осуществлению именно этой кампании помог Василий II и поддержавшие его казанские татары.
В целом Литве пригодилась поддержка внука Витовта Великого, однако возможность воспользоваться московской смутой была упущена. Поскольку бороться с соперниками за престол был вынужден как Казимир, так и Василий II, 31 августа 1449 г. их представители Герман и Степан Бородатый заключили долговременный союз, который разграничил сферы влияния обеих стран на Руси: Новгород и Псков были оставлены Москве, Тверь – Литве, а Рязань – самой себе (на практике это означало, что она предоставлена Москве). Литва отказалась от Ржева. Московская /311/ доля была очевидно больше, и по этому договору Казимир признавал свое отступление от Руси. Это был отказ от завоеваний Витовта Великого.
Уступки Казимира Москве, сделанные в трудный для нее момент, вызвали неудовольствие Иоанна Гаштольда и других членов рады панов. Казимир руководствовался своими династическими интересами, но тем самым он ориентировал на запад, в первую очередь – на Польшу, всю литовскую дипломатию. Объективно (т. е. подтверждено последующими событиями) такое направление наиболее отвечало возможностям Литвы и реальным политическим приоритетам. Однако, если исходить из требований момента, это означало утрату политического влияния на Руси, чего ни в коем случае не желала группировка Иоанна Гаштольда.
Казимир вовремя совершил «русский маневр». Воплотить замыслы Витовта было возможно лишь с помощью Польши и при значительном ослаблении Москвы. Ни на то, ни на другое надежды не было. Мощь Москвы возрастала, и противовес ей следовало искать на западе при одновременной интеграции уже поглощенных русских земель. Это Казимир и делал.
в. Утверждение состояния
персональной унии
В династическом плане коронация Казимира 1447 г. повторяла Кревскую ситуацию 1385–1386 г., однако отличалась от нее по существу. Теперь общему монарху приходилось считаться не только с польскими, но и с литовскими сословными институтами. Дворянское (шляхетское) сословие Польши ощущало себя куда увереннее, чем во времена Ягайло, поэтому для польского короля был /312/ особо важен институт великого князя Литовского, воплощаемый им же. Казимир сознавал, что в обеих странах он непременно столкнется с аристократическими оппозициями, и умел обратить затруднение в преимущество, выступив в качестве арбитра между этими группировками. Он отлично понимал, что польская оппозиция для него опаснее, чем литовская. Последняя на рубеже сороковых-пятидесятых годов зримо проявляла себя лишь в экстремальных выходках сторонников Михаила Сигизмундовича. Михаил стал орудием Збигнева Олесницкого, направленным против рады панов Литвы.
Совпадение интересов Збигнева Олесницкого и Михаила заставило Казимира сразу направить свои усилия против могущественного Краковского епископа, фактически управлявшего Польшей до прихода младшего сына Ягайло. Конфликт между королем и виднейшим представителем духовенства вспыхнул еще в 1447 г. Казимир быстро сориентировался и обнаружил самые слабые стороны своего соперника. Дворянство ненавидело епископа за учиненную им расправу над польскими гуситами в 1439 г. У возвысившегося олигарха были неприятели и в среде духовенства. Папа в ту пору боролся с группой непокорных участников Базельского собора (только в 1449 г. было достигнуто соглашение, и единым для всех папой избран Николай V). В таких условиях Казимир мог опираться на личных врагов Збигнева Олесницкого и провозвестников гуманизма, уже обнаружившихся среди польской интеллигенции. Лидер последних Иоанн Остророг в то время уже вынашивал идею «Мемориала», выразившего мысль о независимости страны и написанного не позднее 1460 г. Борьбу со Збигневом Олесницким Казимир сочетал с постепенным устранением папского контроля при назначении духовных иерархов, что было поддержано как средним духовенством, так и светской знатью. Подобное положение позволило Казимиру избежать утверждения привилеев Польскому королевству (а тем самым, и присоединения Литвы к Польше) на Петроковском и Люблинском дворянских съездах, состоявшихся в августе 1447 г. и в мае 1448 г. В этом последнем участвовала делегация Литвы (епископ Матфей, Иоанн Гаштольд, Иоанн Монвидович, Петр Монтигирдович, Юрий Ольшанский, Юрий Лингвеньевич). Ей пришлось отмести требование Збигнева Олесницкого о полном присоединении Великого княжества Литовского к Польскому королевству. На Петроковском съезде 1449 г. Казимир уже уверенно выставил условие об утверждении привилеев королевству, указав при этом, что затруднительные для Литвы требования полякам следует согласовать с ней самой. На исходе сороковых годов влияние Краковского епископа было достаточно ограничено. Позиции рады панов Литвы заметно укрепились. /313/
Сеид-Ахмет еще поддерживал Михаила Сигизмундовича, но для последнего, после принятия Казимиром польской короны, уже не осталось места в Мазовии. Зимой 1449–1450 г. и в августе 1450 г. он предпринял набеги на юго-восточные окраины Великого княжества Литовского, но они уже ничего не решали. На исходе 1450 г. Михаил попал в руки казанцев, союзников Василия II, и оказался в Москве. Ему не оставалось ничего иного, как рассчитывать на покровительство сына своей двоюродной сестры. Призвав на помощь сторонников Михаила в Литве, Збигнев Олесницкий оказывал давление на Казимира с тем, чтобы тот предоставил сыну Сигизмунда I апанаж, аналогичный данному князю Швитригайло. Весной и в начале лета 1451 г. этот вопрос обсуждался Польским коронным советом и радой панов Литвы; надо полагать, что нужные связи устанавливал и Симеон Олелкович (Олелькович), посещавший в том же году Москву. Однако в июле месяце Казимир уже был в силах категорически отвергнуть все ухищрения заступников Михаила. В начале 1452 г. Михаил Сигизмундович был отравлен. Не выяснено, кто это сделал, однако было очевидно, что устранена сильная личность, мешавшая как Казимиру и группировке Иоанна Гаштольда, так и Василию II, явно бравшему верх над Дмитрием Шемякой и не желавшему из-за своего двоюродного дяди портить отношения с великим князем Литовским. Збигнев Олесницкий лишился еще одной опоры.
