Войны на побережье Балтики часто были жестокими. Язычников тогда считали дикарями и скотами, в то время как мусульмане и евреи, оставаясь «нечестивыми противниками имени Христова», сохраняли право на некоторое уважение. В глазах завоевателей Пруссии и Ливонии (впрочем, это было общей позицией как христиан, так и мусульман) для язычника не могло быть иного выбора, кроме обращения или смерти. Уточним для читателя, на которого произвели впечатление образы и музыка из фильма Эйзенштейна и Прокофьева «Александр Невский», — фильма, конечно, хорошего, но пропагандистского, — что тевтонцы не имели монополии на насилие: немецкого или польского колониста, попавшего в руки литовцев, тоже не ждало ничего хорошего. Но, в конце концов, агрессорами были тевтонцы и христиане. Войны в Пруссии и Литве — это долгий и нудный перечень побоищ, расправ над пленными, отправок в рабство, пыток и костров, массовых переселений. Хроника Виганда Марбургского без эмоций сообщает об одном из таких набегов, типичном для войны того времени. Это 1372 г.
[Командор Инстербурга (в Восточной Пруссии)] едет в лес с сотней копейщиков, чтобы грабить и изнурять язычников. На реке Шешупе они спешиваются, едят и пьют, поднимаются по Неману и переходят его, внезапно входят в четыре деревни, не предупрежденные об их появлении. Они предают мечу всех, кого обнаруживают, когда те только что уснули, — мужчин, женщин, детей[445].
Командор и не подумал предложить крещение! И это XIV в., когда орден уже осудили за применение насилия францисканец Роджер Бэкон, архиепископ и горожане Риги, папы Климент V и Иоанн XXII!
Итак, набеги, осады, разрушения. Сражения были редкостью, и в них одно государство — тевтонское — сталкивалось с другими: с русским Новгородским княжеством (битва на льду озера Пейпус [Ледовое побоище] в 1242 г.; с Польским королевством (битва при Танненберге [Грюнвальде] в 1410 г.); с великим княжеством Литовским. Тут уже стоял вопрос не о покорении язычников, а о политическом, военном и религиозном leadership [лидерстве (англ.)] в Центрально-Восточной Европе.
Вклад военных орденов в военное искусство
Военно-монашеские ордены впервые воплотили в жизнь идею непрерывной военной деятельности. Фактически представляя собой постоянные армии, они приняли участие во всех войнах, во всех полевых сражениях крестовых походов.
Важнейшим событием Пятого крестового похода была долгая осада Дамьетты франками, которые должны были также охранять и защищать свой лагерь. Источники единодушно превозносят качества, проявленные братьями военно-монашеских орденов: боеготовность, дисциплину, сплоченность. Тамплиеры, согласно всем тогдашним хроникам, были «первыми в атаке и последними в отступлении»[446]. Конечно, иногда отмечаются случаи неповиновения и нетерпения, но в целом они были редкостью: чаще всего братья безропотно сносили град стрел, обрушивающийся на них, и стоически ждали команды к атаке.
Армии военных орденов если и не внедряли новшества постоянно, то, во всяком случае, приспосабливались к условиям боя, новым для западноевропейцев.
Прежде всего надо особо отметить тесную связь между кавалеристами и пехотинцами, особенно в боях на Востоке, где все-таки наибольшее значение придавали атаке тяжелой конницы; на Востоке не отмечено презрения кавалериста к пехотинцу, по крайней мере столь ярко выраженного, как на Западе; многие рассказы о крестовых походах, наоборот, делают акцент на солидарности кавалеристов и пехотинцев. В частности, во время боев на марше первые активно защищали вторых. Всадники часто спешивались и сражались пешими.
Ордены сумели приспособиться к формам боя, навязанным их противниками. Развитие легкой кавалерии туркополов в рамках орденов Святой земли было новшеством по сравнению с армиями Запада и ответом на боевую тактику турок, которые вместе с курдами составляли главную силу мусульманских войск: их главным приемом были беспокоящие действия и притворное бегство. Конечно, тамплиеры и госпитальеры не всегда умели или могли избегать ловушек, но они пытались найти ответ на проблемы, которые создавала эта тактика, дававшая преимущество легкой кавалерии из конных лучников. Тевтонцы напрочь забыли эти уроки Святой земли, когда столкнулись с поляками и литовцами при Танненберге в 1410 г. и попали в ловушку, расставленную им литовцами[447].
В сфере военной архитектуры вклад орденов был значителен в том, что касается масштаба и качества постройки, но их замки не отличались от замков крестоносцев в целом, по крайней мере на первой стадии. Тот, кому предстояло получить известность под именем Лоуренса Аравийского, противопоставлял крепости тамплиеров — с архаичными квадратными башнями и дрянного качества — замкам госпитальеров, современным по конструкции и тщательно выполненным[448]. Иные большие постройки тамплиеров исчезли, тогда как впечатляющие стены Крака-де-Шевалье еще почти невредимы, и качество его строительства было в самом деле замечательным, о чем свидетельствуют связки между кладкой башен и кладкой талуса юго-западной стены[449]. Новейшая историография отвергает эту точку зрения. Прежде всего потому, что многие замки тамплиеров и госпитальеров первоначально принадлежали не им; далее, потому что тамплиеры, как и госпитальеры, сумели задумать и реализовать, в Сафеде, в Шато-Пелерен, масштабные постройки с концентрическими защитными стенами, предпочитая, это верно, квадратные башни (принадлежащие к византийской и мусульманской традициям).
В отношении концепции обороны о нововведениях говорить почти не приходится. Если в XII в. латинские государства применяли новаторскую наступательную стратегию по сравнению с той, какая практиковалась на Востоке, то продолжения эта тенденция не получила. Крупные крепости XIII в. все больше были рассчитаны на оборонительную стратегию. Это были мощные крепости, которые называли неприступными и которые тем не менее пали. Одни только военные ордены были способны содержать эти крепости и вооружать их. В Сафеде были предусмотрены пищевые рационы на 1700 человек; в военное время это число возрастало до 2200; обычно гарнизон состоял из 50 рыцарей, 30 сержантов, 50 туркополов, 300 арбалетчиков, 820 рабочих и прочих слуг и служащих и 400 рабов. Итого 420 бойцов (из которых только 120 верховых) на 1650 человек[450]. Цифра в 50 рыцарей была, похоже, средней для большой крепости: папа Александр IV, передавая в 1255 г. госпитальерам гору Фавор, поручил, им построить большую крепость, которую бы охраняло 50 рыцарей[451]. Причинами падения этих неприступных крепостей стали нехватка людей, измена, хитрость, а также использование осадных машин.
В сфере оружия и снаряжения ордены умели сочетать западную традицию с местными. Главным родом войск оставалась тяжелая конница из рыцарей, одетых в кольчуги и все в большей мере в пластинчатые доспехи, вооруженных мечами и копьями и сидящих на крупных боевых декстрариях, которые иногда имели примесь крови арабских скакунов. Так было как на Востоке, так и в Испании и на Балтике. К 1400 г. половина из 16 тысяч коней в армии тевтонцев (речь идет только о верховых животных братьев) были декстрариями, в основном привезенными из Германии, а выращенными и вскормленными в трех десятках табунов Пруссии. В 1376 г. литовцы устроили набег на один из этих табунов и увели верховых коней, но прежде всего кобыл и жеребцов-производителей. Зато в небоевых целях и в легкой кавалерии использовали разных верховых животных: мулов, ронсенов или местных лошадей, таких как арабская либо замечательная прусская лошадь, пригодная для любых целей, — «швейк» (Sweik), маленькая, крепкая, выносливая[452].
