Вступив в СД, Оберг превратился в довольно высокооплачиваемого функционера, и его денежные затруднения ушли в прошлое. 1 июля 1933 года он получил звание унтерштурм– фюрера (младшего лейтенанта), был назначен в штаб Гейдриха и скоро стал одним из его ближайших сотрудников. Он последовал за ним в Мюнхен, когда туда в конце июля 1933 года была переведена служба, а затем в сентябре – в Берлин, где учреждалась центральная служба СД. Некоторое время спустя он стал начальником личного штаба Гейдриха в СД, потом – начальником службы по личному составу и занимал этот пост до ноября 1935 года. Находясь при Гейдрихе, он активно участвовал в чистке СА.
Оберг добровольно оставил СД для активной службы в СС, где командовал 22-м полком СС в Мекленбурге, получив звание штандартенфюрера (полковника), потом стал шефом IV отдела СС в Ганновере и в этой должности пробыл до декабря 1938 года. В январе 1939 года он был назначен президентом полиции в Цвиккау в Саксонии, а в апреле получил звание оберфюрера СС. Война не изменила его положения вплоть до сентября 1941 года, за исключением краткого промежутка. В апреле 1941 года Гиммлер назначил его временно исполняющим обязанности на важный пост президента полиции в Бремене, но местный нацистский князек, гаулейтер Кауфман имел на примете другую кандидатуру и столь решительно воспротивился назначению Оберга, что тот был возвращен в Цвиккау неделю спустя.
В сентябре 1941 года Оберг прибыл в Радом в Польше. Там он участвовал в уничтожении евреев и облавах для набора польской рабочей силы. С этого поста его направили в Париж; перед этим он получил чин «бригадефюрера и генерал-майора полиции», то есть бригадного генерала. Он быстро продвигался, ведь девятью годами ранее он был только младшим лейтенантом.
Ему было сорок пять лет, когда Гиммлер направил его во Францию. В то время это был человек в расцвете сил, рослый, нордического типа, розовощекий блондин, крепко сложенный, с небольшим животиком из-за пива, которое он поглощал в больших количествах. На удлиненном лице выделялись выпуклые серо-голубые глаза, которые выражали скорее не жестокость или жесткость, а некую терпеливую прилежность. Большие очки, длинный с горбинкой нос с заостренным, чуть приподнятым кончиком делали его, особенно в профиль, похожим на клоуна. Сквозь редкие светлые волосы просвечивала розовая кожа. На предыдущих работах он оставил о себе впечатление как человек уравновешенный и терпеливый, мягкий и добрый к подчиненным. Он был добропорядочным и степенным супругом, который только после тринадцати лет семейной жизни стал отцом: в 1936 году родился его первый ребенок, в 1941-м – второй, а в 1942 году он должен был стать отцом в третий раз.
Человек, избранный Гиммлером, мог быть добрым малым в стаде диких животных из гестапо и СС, если бы все не испортило одно его качество: Оберг был очень дисциплинированным.
Гиммлер принял решение послать Оберга во Францию 22 апреля 1942 года. Оберг прибыл 5 мая. Его появление привело к коренным переменам в отношениях между немецкой полицией и оккупационной армией. Чтобы подчеркнуть эту перемену, Обергу дали титул «личного представителя Гиммлера», тогда как Томас имел лишь титул представителя Гейдриха. Одновременно Оберг был облечен всеми полицейскими полномочиями и обеспечивал связь между Гиммлером и различными властями во Франции: военным комендантом Штюльпнагелем, Верховным главнокомандующим Западным фронтом фельдмаршалом Рундштедтом, послом Абецем и, наконец, французским правительством.
Чтобы придать новому назначению торжественность и важность, Гиммлер пожелал лично приехать в Париж и официально ввести Оберга в должность. Но его бесчисленные обязанности помешали ему, и он послал туда Гейдриха. Тот представил Оберга немецким и французским властям, с которыми Обергу предстояло иметь дело, на церемонии, устроенной в отеле «Ритц». Ради этого Гейдрих вызвал в Париж генерального секретаря полиции Рене Буске и генерального секретаря по административным вопросам министерства внутренних дел Илэра: оба были назначены на свои посты двумя неделями ранее. Он принял их, а также Фернана де Бринона, делегата французского правительства в оккупированной зоне, и Даркье де Пеллепуа, нового генерального комиссара по еврейским вопросам, который сменил на этом посту Ксавье Балла.
Гейдрих выступил перед ними с длинной речью. Они должны тесно сотрудничать с оккупационными властями, чтобы каждый в своей сфере способствовал успеху новой полицейской службы, которую Оберг организует «для блага всех».
Эта речь послужила прелюдией к требованиям, которые Гейдрих сформулировал от имени фюрера. Они особенно касались Рене Буске и французской полиции. Обергу, говорил он, поручено реорганизовать немецкие полицейские службы на оккупированной территории. Эти службы получат теперь исполнительную власть, и полицейские функции будут изъяты из ведения военной администрации. Безопасность армейского тыла будет обеспечиваться службами полиции и СС. Гиммлер дал указание Обергу: «Следите за тем, чтобы войска, размещенные на побережье, имели надежный тыл».
Чтобы выполнить эту задачу без особых затруднений, он приказывал поставить французскую полицию в оккупированной зоне под опеку германской полиции. Это требование, по утверждению Гейдриха, вытекало из соглашения о перемирии. Следить за поддержанием порядка, говорил Гейдрих, есть право и обязанность оккупирующей державы. Но Гитлер и Гиммлер не думали, что французская полиция в прежнем виде будет способна сотрудничать эффективно. Поэтому рейхсфюрер СС требовал глубокой реформы французской полиции. Руководить ею и пополнять ее кадры должны надежные люди – члены политических партий, искренне сотрудничающие с германскими службами «ради построения новой Европы», в первую очередь Французской народной партии Дорио и службы ордена легионеров Дарнана.
Нацисты не забыли, что, «обеспечивая порядок» силами СА и начиняя все полицейские службы людьми, для которых служба партии была выше службы государству, они устранили своих противников. Во Франции Томас попытался поступить так, оказывая протекцию людям, которые пошли в услужение нацизму.
Гейдрих рассчитывал увидеть человека, готового склониться перед ним, но ему пришлось встретить твердое сопротивление. Рене Буске отказался поставить полицию под немецкую опеку и призвать в ее ряды людей из экстремистских партий. По его словам, восстановить порядок можно было при условии, что французская полиция будет в полной мере выполнять свою задачу, а немцы со своей стороны прекратят неоправданные широкие репрессии. Гейдрих, казалось, прислушался к аргументам Буске. Он отметил, что если Буксе укажет французской полиции направление, благоприятное для немецких интересов, то между обеими службами установится тесное и дружественное сотрудничество.
Рене Буске согласился на это при условии, что немецкая полиция не будет вмешиваться в дела французской и обе будут действовать раздельно.
Гейдрих должен был признать, что не уполномочен заключать такое соглашение. Он может лишь отсрочить выполнение полученных им указаний и связаться со своими начальниками – Гитлером и Гиммлером. При молчаливом согласии Гейдрих вернулся в Берлин. В Париже он больше не бывал никогда.
Встреча Гейдриха с Буске, состоявшаяся 5 мая 1942 года, избавила Францию от серьезной угрозы. В Польше, Дании, Чехословакии немецкая полиция контролировала все местные службы. В Дании почти все полицейские были арестованы и депортированы. В Чехословакии сам Гейдрих, назначенный «протектором Богемии и Моравии», воцарился с режимом террора. В Польше эсэсовцы выполняли приказы гестапо по уничтожению населения. Можно, однако, задаться вопросом: устраивало ли германские службы принятое решение? Взять на себя всю полицейскую службу во Франции означало занять большое количество людей, столь необходимых в дни, когда на Восточном фронте был на счету каждый солдат. Это означало также, что поддерживать порядок наверняка будет все труднее, поскольку население негативнее относилось к мерам оккупантов, чем к предписаниям французских служб. Порядок, таким образом, будет нарушаться все больше и больше. Франция могла быть также уверена в том, что на нее обрушатся жестокие меры в стиле тех, которые применялись в Центральной и Восточной Европе для «укрощения» сопротивляющегося населения.
