5 марта, через день после ареста Губичева и Коплон, начался обмен нотами между посольством СССР и Госдепартаментом. Советский посол А. С. Панюшкин выразил огромное удивление по поводу ареста человека, защищенного дипломатическим иммунитетом. Государственный департамент ответил, что, согласно Хартии ООН, член Секретариата этой организации не может иметь официального положения в правительстве его страны. Губичев перестал быть дипломатом в момент подписания им клятвы ООН.
В то время, когда шел этот обмен, Л. С. Толоконников, первый секретарь посольства СССР в США, был отправлен в Нью-Йорк, чтобы передать Губичеву некоторые инструкции. Он сказал подозреваемому, что не следует признавать суверенитет суда, потому что это может помочь избежать его.
Этим объясняется высокомерное поведение Губичева даже тогда, когда ему предъявляли серьезные обвинения. После первого визита Толоконникова Губичев дал интервью журналистам, в котором сказал: «Со мной обращаются, как с обычным уголовником. В моей камере сидят еще два человека, насколько я мог понять, за неуплату налогов».
Через несколько дней Губичев и Коплон предстали перед нью-йоркским окружным судом для слушаний об освобождении под залог. Заседание вел федеральный судья Саймон Рифкинд. Наблюдатели обратили внимание, что Губичев был примерно одного роста с Джуди, которая в тот день надела туфли на каблуках. Он был в наручниках и почти не поднимал глаз. Джуди смотрела прямо на судью. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга.
Губичев привел в ярость судью, заявив, что он отказывается от защиты, так как слушания были от начала до конца комедией, цель которой — высказать враждебное отношение к его стране. «Мне интересно, — заявил он, — будет ли какая-нибудь польза от того, что из-за меня в этой комедии появится еще один участник. Я считаю, что нарушены мои права, которые обычно соблюдаются в более или менее цивилизованных странах. Я не знаю законов и конституции вашей страны, но я знаю свои законы, а мы не обращаемся с иностранными дипломатами так, как здесь обращаются со мной. Я полагаю, что мы находимся в отсталой стране, применяющей методы инквизиции».
Судья был раздражен сарказмом Губичева и ответил: «Вы говорите мне, что есть страны, в которых подсудимому предоставляется большая возможность защитить себя, но я не нашел такого государства ни на одной карте мира. Здесь не разыгрывается комедия, и с Вашей стороны будет большой ошибкой отказаться от защитника». Судья Рифкинд дал Губичеву еще немного времени на обдумывание своего предложения, мотивировав это тем, что тот «не знает традиций и обычаев нашей страны».
Это время не изменило отношения Губичева к суду, потому что на следующем слушании он ни слова не произнес по-английски, чем вызвал раздражение судьи Уильяма Бонди. «Вы готовы предстать перед судом?» Губичев покачал головой. «Как Вы меня поняли, если Вы не говорите по-английски?» Губичев в ответ пожал плечами. «Вы понимаете английский?» — «Нет». — «Вы понимаете мой вопрос?» — «Нет». — «Как Вы поняли то, что я Вам сказал?» — «Нет». Все три «нет» были сказаны на русском. «Я не знаю, что он говорит, я назначаю адвоката», — сказал рассерженный судья.
Из-за этой угрозы и отчасти из-за того, что Госдепартамент снял дипломатический иммунитет, Губичеву нашли адвоката. Советское посольство внесло залог в 100 тысяч долларов. Судья Рифкинд спросил Джуди: «Мисс Коплон, у Вас есть какие-нибудь мысли о побеге?» Ответив отрицательно, Джуди была освобождена под меньший залог.
Для защиты Губичева посольство СССР наняло адвоката Абрахама Померанца. Это было одним из немногих уголовных дел, которыми когда-либо занимался Померанц. Он специализировался на защите мелких вкладчиков от директоров предприятий, которые подозревались в утаивании доходов. Он говорит, что заставлял руководство некоторых корпораций выплачивать по 20 млн. долларов своим служащим. За защиту Губичева адвокат получил один из самых высоких гонораров в уголовных делах — 50 тысяч долларов. В то же время он потерял нескольких клиентов, не пожелавших быть связанными с человеком, защищавшим русского шпиона.
Ситуация Джуди была противоположной. Ей был нужен адвокат, но она не могла оплатить его услуги, а часть адвокатов просто не хотела заниматься делом о шпионаже. Спустя некоторое время она встретила Арчибальда Палмера, адвоката, специализировавшегося на делах о банкротстве, который согласился бесплатно вести ее дело.
У Палмера было немного времени на подготовку к процессу в Вашингтоне. Джуди обвинялась в похищении секретных документов с целью передачи их иностранному государству, поэтому Губичев не участвовал в слушаниях по этому делу. Палмер и Джуди разработали версию любовного романа, который потребовал от нее всех знаний о любви. По этой версии Джуди была виновна только в том, что любила русского и ее ошибки были ошибками сердца.
После выяснения законности ареста суд проходил очень быстро. Судья Ривз решил, что «офицеры должны были произвести арест, учитывая отношения с русским, секретные документы, найденные в сумочке, и все, что было сделано подсудимой ранее».
Момент кульминации наступил тогда, когда место свидетеля заняла сама Джуди. Присяжные, многие из которых сами работали в правительственных организациях, очнулись от летней дремоты, чтобы услышать классический рассказ о романтической истории. Джуди вспомнила, что познакомилась с Губичевым 4 сентября 1948 года в Музее современного искусства. Вот фрагмент ее диалога с Палмером:
«Вопрос. Скажите, при каких обстоятельствах Вы познакомились с Губичевым?
О т в е т. Я стояла и смотрела на какую-то картину, у них целый зал посвящен кубизму.
Вопрос. Кубизм? Это вид живописи, изображающий будущее, а Вы должны сами решить, что там нарисовано?
Ответ. Нет, это сюрреализм, кубизм — это когда все разбито.
Вопрос. Итак, Вы смотрели на картину…
Ответ. Перед картиной стояло несколько человек. Какой-то мужчина спросил, словно обращаясь к ним: „Как вам это нравится?“ Я стояла рядом с ним и сказала: „Не очень, но это довольно интересно“. Этот мужчина и был Губичев».
Губичев произвел сильное впечатление на Джуди. Он был привлекателен, прекрасно говорил на английском, обладал хорошим чувством юмора. Тогда, как вспоминала Джуди, они обсуждали проблемы русской литературы и искусства, причем Губичев говорил, что цензура в этой области была довольно глупой. После этой встречи он попросил называть его Вэл.
После этого они встречались еще несколько раз, в основном, как сказала Джуди, в общественных местах. В конце сентября Губичев позвонил ей на работу и спросил, когда она приезжает в Нью-Йорк. Она приехала в Нью-Йорк, и они катались на лодках в Центральном парке.
В октябре встречались дважды: один раз обедали во французском ресторане «У Шарля», на углу 6-й авеню и 10-й улицы, второй раз они встретились в библиотеке университета Колумбии. Губичев всегда вел себя как джентльмен, ни разу не пытаясь поцеловать Джуди. Они обсуждали музыку и литературу.
Джуди была очарована тем, что «он очень много знал о Мильтоне. Он написал несколько работ… мы также обсуждали Шекспира и Шелли. Ему особенно нравился Шелли».
