Валид почти не видел разницы между днём и ночью и спал примерно одинаково в любое время суток. Днём у меня иногда наступала передышка, а вот ночами я страдала от того, что сон постоянно прерывается. Мы с мамой по очереди убаюкивали Валида, и мне оставалось надеяться, что его режим скоро установится. Молоко появилось только на четвертый день, когда родные Саида уже начали бить тревогу, зато его оказалось достаточно – Валид с удовольствием брал грудь и вскоре удовлетворенно засыпал у меня на руках. Приучить его лежать в колыбели не получалось, чаще всего он спал на большой кровати рядом со мной.
Сразу я столкнулась с разницей в подходе к воспитанию детей. В Египте не было принято ежедневно гулять с младенцами, и когда мы почти с рождения начали ежедневно выносить Валида на улицу, я встречала недоумевающие взгляды и даже возражения. Также не были приняты ежедневные купания, зато укутывать ребенка полагалось как можно теплее. Дети не состояли на учете у врача: в государственных клиниках делали бесплатные прививки, но никаких обследований не проводилось и анализы не назначались. Насколько я поняла, ребенка приводили к врачу только по болезни. Всё это казалось непривычным и диким. На улицах я часто видела родителей, несущих своих чад на руках – коляски и «кенгурушки» были далеко не у всех. Мы купили для Валида всё, что я хотела, – Саид не возражал. Но убедить его в том, что я обращаюсь с ребенком правильно, удавалось далеко не всегда. Меня безумно злило, когда он принимал сторону своих родственников и просил одевать Валида теплее, не гулять с ним так часто или не купать каждый день. Один раз муж раздраженно бросил что-то вроде «твоя мама всему тебя учит неправильно», и я взорвалась:
– Дорогой, у нас в стране тоже есть матери, дети и детские врачи. Почему ты считаешь, что когда моё мнение не совпадает с мнением твоих родных, правы обязательно они, а не я?
– Аня, у нас так никто не делает.
– По-твоему, это аргумент? – злилась я. – Делай как все и неважно почему?
– Ребёнку холодно! Надя сказала, что ты переодевала Валида и он лежал совершенно голый.
– Вот это новость! А как поменять одежду, не сняв сначала старую?
– Можно сначала переодеть верхнюю часть тела, потом нижнюю. Или наоборот. Необязательно раздевать его полностью.
– Саид, очнись! Мы живем в Африке, на улице май месяц! Я что, держу его раздетым в двадцатиградусный мороз? Ребенку полезно несколько минут принимать воздушную ванну.
– Ты вообще не хочешь слушать, когда тебе что-то говорят.
– Да! Потому что твои родные – глупые курицы! – не сдержалась я. – Я не буду их слушать и не позволю им прикасаться к своему ребенку! Саид, Аят живет у нас около двух месяцев, и я ни разу не видела, чтобы она купала своего сына. Ни разу! Это вообще нормально? Ваших детей не воспитывают, они делают что хотят – орут, показывают на всех пальцем, всюду лезут, а родителям пофиг! И я должна брать с них пример? Нет и ещё раз нет! Только через мой труп!
– Аня, пожалуйста, не кричи.
Саид, похоже, жалел, что затеял этот разговор. Я же высказала всё, что накипело за несколько недель, и сразу остыла. Мы замолчали.
Меня слегка огорчало, что Саид редко интересовался ребёнком и не очень проявлял отцовские чувства. Он мог подержать сына на руках, но только пока тот не заплачет, при первых признаках тревоги муж моментально отдавал ребёнка мне. Я объясняла поведение Саида тем, что Валид ещё совсем маленький, ничего не умеет и не узнает отца, к тому же они редко соприкасаются. Возможно, Саид невольно злится на ребенка за то, что тот полностью оттянул на себя моё внимание. Мне очень хотелось верить, что вместе мы преодолеем любые трудности, надо лишь пережить тяжёлые первые месяцы и ощутить себя полноценной семьей. Так и будет, как только уедут моя мама и Аят, а Валид немного подрастёт.
В стране между тем не прекращались беспорядки. Хотя революция давно закончилась, многие египтяне остались недовольны новой властью. Сначала на площади Тахрир, а затем и в других местах постоянно вспыхивали забастовки. По телевизору часто показывали митингующих с плакатами, громко скандирующих какие-то лозунги. Порой Саид просил меня не выходить из дома, хотя в нашем районе всё было спокойно, но сам он постоянно говорил про выборы в парламент. Пока что власть находилась в руках Высшего военного совета, и ходили слухи, что генералы будут всячески оттягивать выборы президента, которые планировалось провести примерно через год. Летом начался суд над Мубараком – бывший президент выглядел постаревшим и больным, и я против воли почувствовала к нему жалость. Многие египтяне горели жаждой мести, в ажиотаже «делили» украденные Мубараком миллионы и продолжали бастовать, а мне безумно хотелось спокойствия и тишины. «Скорей бы всё закончилось, – мечтала я, – и жизнь вернулась в мирное русло. Кто бы ни стал президентом – лишь бы египтяне успокоились и прекратили свои бесконечные забастовки».
Когда Аят наконец помирилась с мужем и вернулась к нему в дом, я не испытала особой радости. Как ни странно, за всё это время я привыкла к ним с Каримом, к тому же после рождения Валида Аят молча и по собственной инициативе полностью взяла на себя ведение хозяйства. Теперь, после отъезда мамы, мне предстояло остаться в одиночестве, и я не очень представляла, как буду справляться. Но и просить маму остаться ещё на какое-то время я не могла: хотя мы с Саидом старались создать для неё все условия, в Египте она не чувствовала себя как дома: мешал языковой барьер, было непривычно не иметь возможности самостоятельно выйти на улицу, где её тут же начинали пристально разглядывать. Мама, как и я, плохо понимала египтян: их образ мыслей, традиции, манеру одеваться. Она никогда мне этого не говорила, но я видела, что здесь ей неуютно и с этим ничего нельзя поделать.
Мама улетела в Россию, когда Валиду исполнилось полтора месяца. К тому времени он стал лучше спать ночью, научился держать голову и начал осознанно улыбаться. Мы всплакнули на дорогу, и я впервые осталась с сыном один на один.
Как будто чувствуя мою грусть, Валид капризничал, брыкался и не хотел засыпать в течение нескольких часов. Когда наконец удалось его уложить, я без сил плюхнулась на диван и набрала номер мужа. Затем оглядела окружающий беспорядок, гору немытой посуды и перепачканной одежды, вздохнула и поплелась убираться. Так начались трудовые будни.
Следующие месяцы тянулись долго и однообразно. Мне вспоминается череда похожих друг на друга дней: я дома с ребенком, Саид на работе – сплошная рутина, каждый день похож на предыдущий. Ночи делились на спокойные и беспокойные: иногда Валид спал вполне нормально, просыпаясь, только чтобы поесть, а порой он будил меня настолько часто, что я была готова разрыдаться от усталости. Больше всего я бесилась оттого, что не видела со стороны Саида ни желания помочь мне, ни привязанности к сыну. Он по-прежнему много времени проводил в магазине. Приходя домой, обычно брал Валида на руки, но только пока я грела еду и накрывала на стол. Поев, муж включал компьютер или телевизор и весьма неохотно откликался на мои просьбы хоть ненадолго заняться сыном. Даже по ночам Саид часто оставался спать в гостиной – его раздражал плач ребёнка.
